St. Jean Chrysostome et 1'imperatrice Eudoxie. 1881, p. 226.

.К нему, несомненно, относились при дворе с большим страхом, как о том и свидетельствуют некоторые легенды, приводимые его византийскими биографами. «Извергнутый собором» Иоанн продолжал оставаться на своём высоком месте, не имя никаких искренних друзей, кроме благоговевшей перед ним частной публики, и никакого могучего защитника, кроме возвратившего его сюда Посейдона, потрясателя земли.Всё, казалось, пошло по-прежнему. Его любимая диаконисса, знаменитая константинопольская красавица Олимпиада Tamen cum genere et opibus, atque cognitione plurium scientarium, necnon ingenio liberali, et forma, atque aetatis flore exor-nata esset (Pallad. Dial., 64).

, продолжала оставаться с ним в самой нежной дружбе, несмотря на диффамации собора. Старинные биографы неразрывно связывают с этого момента её судьбу с судьбою самого Иоанна. Они не указывают для него никаких других друзей, которые пострадали бы за него впоследствии в такой же степени, как она, или составляли бы в его дальнейшей жизни такое же неотъемлемое звено. Имеем ли мы право заключить из этого, что и «на его закат печальный мелькнула любовь улыбкою прощальной»?У Иоанна, как мы не раз видели, было очень нежное и любящее сердце. Во время его насильственного привоза в Константинополь, окружённого ореолом вдохновенного пророка, посвящённого во все тайны бога и природы, он вовсе не был ещё настолько стар, чтобы исключать возможность возникновения к нему у константинопольских дам боле нежных чувств, чем уважение. Ему едва ли было тогда боле 45 лет Он родился в 354 византийском году, что соответствуете 354–355 юлианскому, так как византийский год начинался с марта, а привезли Иоанна в Константинополь в конце февраля 398 юлианского года. Thierry считал ему около 50 лет.

, да и это число могло быть до некоторой степени тенденциозно преувеличено, так как для средневековых историков, выбросивших из его жизни «Откровение», должно было казаться мало вероятным его слишком раннее возвышение.При таких обстоятельствах было бы трудно ожидать, чтобы его сердце осталось холодным и неотзывчивым на то обожание, с каким встретили его в Константинополе все женщины, поклонявшиеся ему, конечно, несравненно более, чем самому богу, которого они никогда не видали.Поэтому и дружба между Иоанном и Олимпиадой могла легко превратиться в любовь при их постоянных встречах. Но само собой понятно, что, рассматривая отношения между полами с чисто монашеской точки зрения, их благочестивые жизнеописатели всеми силами стараются убедить читателя, что между ними не было даже и платонической любви, а не только той, в которой обвинил их собор, когда требовал от Иоанна объяснения, почему он воскликнул вдруг среди службы: «Погибаю, схожу с ума от любви!» «Amore pereo et insanio!» Act. Syn. ad Quereum apud Phot., 59.

.Хватая через край в своём усердии, они доводят дело в этом случае прямо до смешного, чем и обнаруживают свою затаённую цель. Так, например, в Минеях рассказывается между прочим, будто Олимпиада была до того конфузлива, что никогда в жизни не ходила даже в баню, потому что «сама себя стыдилась, не хотела зреть наготы своего тела, а когда нужно было вымыться, то она входила в одной рубашке в сосуд, наполненный тёплой водой, и мылась в том сосуд, не снимая её» Жития, Июль.

.Она была урождённая константинополька, дочь сенатора Анисия Секунда. Ещё до достижения совершеннолетия её выдали замуж за сына епарха Невредия, умершего через два или полтора года после свадьбы, оставив её наследницей «великих богатств и бесчисленных имений», принадлежавших, главным образом, её собственному умершему отцу. Император Феодосий, царствовавший ещё в то время, начал её сватать за своего родственника Елпидия. Но гордая красавица не захотела этого жениха, за что и навлекла на себя злобу императора и наложение опеки на свои имения. Это подневольное положение продолжалось, вероятно, до самой смерти Феодосия, хотя один из монашеских биографов Олимпиады и говорит, будто Феодосий, услыхав о том, что она по причине своей необычайной скромности «даже в баню не ходит», повелел ей снова владеть своим имением Жития, за июль месяц. Другие, менее наивные биографы говорят, что опека была сложена по поводу её собственной просьбы (Palladius. Dial., 65).

.Допуская, что опека с неё была снята сейчас же после смерти Феодосия, т. е. в ужасные апокалиптические годы, мы легко поймём и то употребление, которое сделала из своих больших доходов эта, по-видимому, совсем ещё молодая женщина. Она начала раздавать их на помощь бедным и больным, «заключённым в темницах и находящимся в далёких ссылках» и на всякие благотворительные дела. В то время, как Иоанн был в первый раз водворён насильно в Константинополе, она, как говорят Минеи, уже была возведена в звание диакониссы его предшественником Нектарием. Но, принимая во внимание, что Нектарий и Иоанн принадлежали к совершенно противоположным христианским фракциям – Нектарий к государственной церкви, а Иоанн – к её врагам Притом же Нектарий совсем ни о чём не заботился, кроме пиров и попоек. Он был назначен константинопольским епископом прямо из городских префектов, ещё язычником.

, – несравненно более вероятно, что она была рукоположена самим Иоанном в его собственные диакониссы после того, как передала ему все свои имущества и доходы. Нектарий же придуман, вероятно, специально для того, чтобы показать, что она состояла при церкви ещё ранее появления Иоанна и поступила в диакониссы помимо его личного обаяния.К ней-то в имения, как мы уже знаем, и поместил Иоанн бежавших к нему из Египта оригенитов, а потому понятно, что и на неё простёрлось неудовольствие николаитского собора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72