Висенте запомнил то, что сказал профессор. Созидание – смысл жизни. Но ему пришлось взять в руки винтовку.
И вот теперь он лежал на столе, не шевелясь. И где-то над головой слышал тихие голоса:
– Нужна пластическая операция.
– Но я только дантист.
Висенте пошевелил пальцами. Врач наклонился к нему. Раненый заговорил:
– Делайте операцию. Я согласен, если вы даже не дантист, а коновал.
Врач замахал руками:
– Это же риск.
Висенте поймал его руку.
– Я должен вернуться в бригаду.
И дантисты сдались. Их было двое. Толстого, удивительно суетливого звали Альберто. Высокого, степенного – Маноло.
– Французский знаешь? – наклонился к столу толстый.
– Как матадор повадки быка, – пошутил Висенте.
– Переводи статью из журнала. Чем точнее, тем для тебя лучше. Там описана операция.
Это была уникальная операция. Со стороны дантисты и раненый походили на заговорщиков. Альберто медленно, по слогам читал статью, Висенте, кривясь от боли, переводил. Маноло орудовал скальпелем, нитками и множеством блестящих инструментов. Временами Висенте терял сознание, и тогда дантисты ждали. Потом и они устали. Присели закурить. Раненый зашевелился:
– Дайте сигарету.
– Нельзя.
– Не буду переводить.
И они аккуратно вложили ему в рот тощую сигаретку. Так втроем и курили.
Операцию они сделали. Командир бригады вернется в часть.
За неделю, которую я провел в батальоне капитана Овиедо, франкисты на этом участке не наступали.
Это было на руку республиканскому командованию. Особенно здесь, под Мадридом. Участок, который занимал батальон капитана Овиедо, имел особое значение. Здесь сдерживалось наступление основных вражеских сил, тем временем республиканское командование получало возможность сконцентрировать свои резервы, приготовиться к отражению мощного наступления фашистов на Мадрид. И бойцы капитана Овиедо отлично справились со своей задачей. Когда первые наскоки франкистов были отбиты, батальон получил короткую передышку.
В учебе, в заботах, в боевых делах время летело незаметно. И все же на душе было неспокойно. Наконец я понял, что меня мучает судьба Миши, оставшегося в поле. Откровенно говоря, я не поверил тогда, что у него болел живот. Мне казалось, что он перепугался и решил отсидеться в укромном местечке. Вот почему я и оставил его одного. А теперь мне стало стыдно, что не поверил человеку.
Вернувшись в Мадрид, я сразу же поехал к Вальтеру справиться о Мише. Генерал рассказал, что Миша пытался ползком пробраться к пулеметному расчету, но лопал под сильный минометный обстрел. Его ранило, он на время потерял сознание. Когда очнулся, увидел в стороне неизвестных солдат. Кричать не стал, опасаясь попасть к фалангистам. Лишь в сумерках решился выползти из своего укрытия. Кусая губы от нестерпимой боли, обдирая в кровь колени, он пополз к дороге. У дороги его подобрали разведчики республиканцев и отправили в госпиталь.
– В какой?
– Палас. Но сегодня там неприемный день.
Прямо от Вальтера я помчался в госпиталь. В коридоре меня задержал вахтер, древний старик, неплохо говоривший по-русски:
– К другу? – деловито осведомился он.
– Угадали.
– Ранен?
– Тяжело, очень тяжело.
– Сегодня неприемный день. Пускать запрещено.
Несколько минут пришлось потратить, чтобы уломать старика. Я соврал ему, что специально приехал с фронта, что отпустили меня на несколько часов и раненый не друг, а мой брат. Старик хитровато прищурился, щелкнул пальцами и попросил нагнуться. Когда я подставил ухо, старик ехидно хихикнул: «Придумал про брата. Да ладно уж, родственничек, топай».
Я вбежал по лестнице, едва не сбив с ног сестру милосердия. Она накинула мне на плечи белый халат и сказала, где лежит мой друг. Я шел по длинному коридору, мимо открытых дверей.
В палатах, тесно прижавшись друг к другу, стояли койки. Запах медикаментов кружил голову, стонали раненые.
Мишу я нашел на втором этаже. Мой приход его очень обрадовал. Он тяжело переживал наш последний разговор, видно, понял, что я подозреваю его в трусости. Я не скрыл, что тогда не поверил ему.
– И я бы не поверил, – согласился со мной Миша. – И все же ты ошибся, Павлито.
– Конечно, дружище, да еще как ошибся.
Мы долю беседовали. Я рассказал ему о последних боях. И хотя врач запретил ему пить вино, мы тайком подняли тост за дружбу.
После выздоровления Миша обещал работать со мной. Он наклонился поближе и добавил шепотом: «Откровенно говоря, я побаивался лежать в госпитале. Чего доброго, думаю, сдадут Мадрид и тогда всем раненым крышка. Ты же знаешь: нам нельзя попадаться франкистам в лапы живыми. Но сейчас, послушав новости с фронта, успокоился. Раз для обороны Мадрида прибыла 12-я интернациональная бригада генерала Лукача, можно спать спокойно».
Пожелав Мише скорейшего выздоровления, я вышел из госпиталя.
На улице дышалось легко и свободно. Солнце слепило глаза и плавило мостовые. Пожилой санитар, припадающий на правую ногу, нес к подъезду два больших чана с водой. Они были наполнены до краев, и при каждом шаге капли холодной воды тяжело шлепались на горячий асфальт и моментально испарялись. Взглянув еще раз на уставшего санитара, я отправился за новым заданием к Петровичу.
VI

Переводчица Валя. Франкисты пытаются высадить десант в Валенсии. Пулеметчики постигают азы. Шофер Пако. Будущий Боттичелли. Письмо из Москвы
Прежде чем вернуться в Альбасете к Петровичу, я решил заскочить к Вальтеру и попросить помощника, хорошо знающего испанский язык и разбирающегося в военном деле. Но найти генерала на этот раз оказалось нелегко. Добрался до склада, а часовой руками разводит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107