Долгое время никто не знал, куда он делся. Потом дошли слухи, что он в Киеве, а впоследствии имя Биньоминзона упоминалось в связи с "великой битвой", разразившейся между киевскими "мудрецами", с которыми мы еще встретимся в дальнейших главах. Его имя фигурировало рядом с именами Мойше-Арона Шацкеса, Ицхок-Якова Вайсберга, Дубзевича, Даревского. А много позже распространился слух, что Биньоминзон объявился в Америке, что он там "реверент" и с ним все обстоит "олл райт".
Вот так распался этот кружок, компания разбрелась, и не стало такой редкостной дружбы. Конец идиллии!

62
ПОЛГОДА СКИТАНИЙ

Одинокий и осиротевший. - "Человек с овчинами". - Герой отправляется искать счастья по свету. - Не вечно же быть гостем. - Конкуренция со стороны "учителей для девочек", местечковая зависть и вражда. - Музыкант Авром, своего рода Стемпеню. - Герой бежит с чужбины домой

Потеряв таких близких людей, как "Коллектор" и Биньоминзон, герой настоящей биографии буквально места себе не находил. Он чувствовал себя осиротевшим. Еще более одиноким ощутил он себя, когда единственный его друг, Эля, уехал в Житомир. К этому невольно примешивалась и зависть. Шолом хорошо знал, что зависть - низкое, недостойное чувство. Но он ничего не мог поделать с собой. Ему было досадно, что товарищу выпало такое счастье, а ему нет. Неужели он должен быть наказан за то, что поторопился явиться на свет на несколько месяцев раньше товарища? Из-за такого пустяка погубить карьеру, проиграть свое счастье! Уткнувшись лицом в подушку, он долго и горько плакал. Ему казалось, что небо низверглось на землю, мир погрузился в сплошной мрак. Но нет раны, для которой не нашлось бы бальзама, и лучший исцелитель - время.
Мы попросим читателя вернуться с нами в заезжий дом, который содержал Рабинович, и к его постоянным гостям. Среди этих постоянных гостей был один по прозванию "Человек с овчинами". Он скупал овчины и отправлял их к себе на кожевенный завод. Там шкуры чистили, красили, выделывали и шили из них крестьянские шапки и тулупы. Приближение "Человека с овчинами" чувствовалось за две улицы. Овчина пахла так пронзительно, что первое время весь дом чихал не переставая. Потом у всех закладывало носы, и никакие запахи уже никем не ощущались!
Сам изготовитель овчин был славным человеком, простым, добрым, чистосердечным. Порядочный невежда, он плохо знал молитвы и к тому же шепелявил, но молиться все же любил громко, во весь голос. В пятницу вечером, когда наступало время "кидуш", он брал бокал в руку и, закрыв глаза, громко провозглашал: "И был день сестой, соверсены небо и земля..."
Детвора скатывалась под стол от смеха. "Человек с овчинами" знал, что над ним смеются, но это его нисколько не смущало.
– Салуны! Салопаи! Разве мозно смеяться над старсим, бог вас наказет, сарлатаны!..
Это вызывало еще больший смех. Смеялись и большие, и малые, и сам виновник веселья тоже смеялся.
"Человек с овчинами" во многом содействовал тому, что автор этого жизнеописания оставил родной город и отправился искать счастья по свету. И отправился он, упаси бог, не в Америку, не в Лондон или Париж, и даже не в Одессу, Варшаву или Киев, а совсем недалеко от Переяслава, в маленькое местечко Ржищев (Киевской губернии). "У нас в Ржищеве, - говорил "Человек с овчинами" Нохуму Рабиновичу, - совсем нет учителей. Вашего сына там озолотят! У меня у самого дети, у друзей и знакомых дети, которым нужно учиться, а учителей нет, хоть ложись да помирай".
– Поверьте мне, вас сын будет у меня, как родной... Зеница ока, сто и говорить!
Короче, он так разохотил отца и сына, что они не устояли против соблазна, сели на пароход и отправились в Ржищев.
Заехали они прямо к "Человеку, с овчинами" и оказались очень желанными гостями, их не знали куда и усадить. Caмого хозяина они застали за работой - в фуфайке, без капоты, босой, он сортировал овчины. Завидев столь уважаемых гостей, он прежде всего натянул сапоги, набросил на себя капоту и стал кричать не своим голосом:
– Сейне-Сейндл, ставь самовар, у нас гости!
Вскоре был подан самовар, стаканы, чай, и кофе, и цикорий, и молоко, и сдоба, какую еврей может себе позволить только в седьмицу к молочной трапезе, либо для роженицы. Обед был царский. Рыба фаршированная, рыба жареная, рыба вяленая; суп с лапшой, суп с рисом, суп с клецками - выбирайте, что хотите! О мясе и говорить нечего - всех сортов! И цимесов даже два сорта. Потом - опять самовар, снова чай, варенья, закуски. А когда дело дошло до ужина, хозяин стал допытываться у гостей, что они предпочитают из молочных блюд - блинчики, вареники или кашники. Гости скромно ответили, что им все равно. К столу, конечно, были поданы все три блюда, да еще кофе и снова разные варенья. Отца уложили в зале на бархатном диване, сына - на другом диване, и постелили им, как стелют для короля и принца.
Наутро отец попрощался и уехал, а сын остался у "Человека с овчинами" на полном пансионе, за что и должен был обучать его детей.
На другой день обед был уже не такой роскошный, как накануне. Обыкновенная каша с подливкой, кусок мяса - и все. Ужин, правда, и на этот раз был молочный, но состоял он из кусочка сыра и хлеба с маслом. Хлеба сколько угодно. Уложили теперь гостя не в зале и не на бархатном диване, а на железном сундуке, с которого он поднялся утром весь разбитый, с помятыми боками. На третий день обед состоял из вареной тарани с картошкой, отчего у Шолома появилась мучительная изжога. Ужина вовсе не было, только стакан чаю с хлебом. А уложили учителя на полу, подстелив выделанные овчины. Нужно было быть крепче железа, чтобы выдержать запах этих овчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113