Конечно, Деметра была богиней зерна, и Триптолем присутствовал в мистико-ритуальном сценарии Элевсина. Но трудно поверить, что открытие колоса является одной из великих тайн epopteia, если только не принять интерпретацию Вальтера Отто, который говорит о «чуде», происходящем во время Элевсинских мистерий. "Пшеничный колос, растущий и зреющий со сверхъестественной быстротой, является такой же неотъемлемой частью таинств Деметры, как виноградная лоза, вырастающая за несколько часов во время дионисийского пира" (The Homeric Gods, стр. 25). Ипполит, однако, утверждает, что срезанный колос считался фригийцами таинством, позже заимствованным афинянами. Поэтому возможно, что христианский автор перенес на Элевсин то, что он знал о мистериях Аттиса, бога, которого, согласно Ипполиту, называли "свежий пшеничный колос".
Что касается слов «Бримо» и «Бримос», то они, вероятно, фракийского происхождения. «Бримо» обозначает царицу мертвых, следовательно, этим именем можно назвать Кору и Гекату, а также Деметру. Согласно Кереньи, верховный жрец провозглашает, что богиня мертвых родила сына в огне. В любом случае, известно, что последнее видение, epopteia, происходило при ослепительном свете. Некоторые древние авторы говорят об огне, который горел в маленьком здании, анактороне, и пламя и дым, выходящие через отверстие в крыше, были видны издалека. В папирусе времен Адриана Геракл обращается к жрецу: "Я был посвящен давно (или: где-то в другом месте)… (Я видел) огонь… (и) я видел Кору". Согласно Аполлодору Афинскому, когда верховный жрец призывает Кору, он ударяет в бронзовый гонг, и по контексту ясно, что царство мертвых отзывается.
§ 99. «Тайны» и "таинства"
Можно допустить, что явление Персефоны и ее воссоединение с матерью составляют центральный эпизод epopteia и что решающее религиозное испытание вдохновлялось именно присутствием богинь. Мы не знаем, как этот эпизод воссоздавался и что происходило впоследствии. Не знаем и почему присутствие при нем должно было внести радикальное изменение в состояние посвящаемых после смерти. Но нет сомнения, что неофит причащался божественной тайне, и это позволяло ему «сродниться» с богиням, он в некотором роде усыновлялся Элевсинскими божествами. Посвящение обнаруживает как близость к божественному миру, так и тесную связь жизни и смерти. Эти идеи разделяли все архаические аграрные религии, и отвергала лишь религия Олимпа. «Откровение» о таинственном перетекании жизни в смерть примиряет неофита с неизбежностью собственной смерти.
Посвященные в элевсинские мистерии не образовывали ни «церковь», ни тайную секту, сопоставимую с теми, что существовали в эллинистический период. Возвращаясь в свои дома, мисты и неофиты продолжают участвовать в общественных культах. В сущности, не раньше, чем после смерти, посвященные снова собираются вместе, отдельно от толпы непосвященных. С этой точки зрения элевсинские мистерии, после Лисистрата, можно рассматривать как религиозную систему, которая дополнила религию олимпийцев и общественные культы, не противопоставляя себя, однако, традиционным религиозным институтам города. Главный вклад Элевсина был по своей природе сотериологическим, вот почему таинства так быстро получили покровительство Афин.
Деметра была наиболее популярной из богинь, почитаемых во всех районах Греции и греческих колониях, — и наиболее древней; морфологически она является продолжением Великих Богинь неолита. Античность знает и другие таинства Деметры, наиболее знаменитые из которых — анданские и ликосурские мистерии. Мы можем также добавить, что Самофракия (инициатический центр северных стран — Фракии, Македонии, Эпира) была знаменита мистериями кабиров и что, начиная с V века, афиняне ввели культ фрако-фригийского бога Сабазия — первый из восточных культов, который проник на запад. Другими словами, элевсинские мистерии, несмотря на их ни с чем не сравнимый престиж, не были уникальным созданием греческого религиозного духа; они нашли свое место в большой системе, о которой мы, к сожалению, плохо осведомлены. Тайны этих мистерий, как, впрочем, и других мистерий эллинистической эпохи, строго охранялись.
Религиозная и собственно культурная ценность «тайны» до сих пор еще недостаточно изучена. Все великие открытия и изобретения — в сельском хозяйстве, металлургии, различных технологиях, искусстве и т. д. — предполагали в самом начале сохранение тайны, потому что только посвященные в секреты ремесла могли, как тогда верили, гарантировать удачу операции. Со временем посвящение в тайну определенных архаических техник стало доступным всей общине. Тем не менее, эти техники не совсем утратили свой сакральный характер. Пример с сельским хозяйством особенно поучителен; и тысячи лет спустя после распространения в Европе сельское хозяйство все еще сохраняло ритуальную структуру, но "тайны ремесла", т. е. церемонии, обеспечивающие обильный урожай, стали доступным всем посредством «элементарной» инициации.
Можно с большой долей вероятности допустить, что элевсинские мистерии связаны с сельскохозяйственной мистикой, и возможно, что сакральность сексуальной активности, растительного плодородия и пищи, по крайней мере, частично формировала сценарий посвящения. Если это так, то мы можем предполагать существование неких полузабытых таинств, которые потеряли свое первоначальное значение. Если элевсинские посвящения давали возможность переживать такой основной опыт, который раскрывал тайну и сакральность пищи, полового сношения, рождения, ритуальной смерти, то Элевсин заслуживает звания священного места и источника чудес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172