§ 75. Космогония и метафизика
Ведийские гимны излагают или упоминают несколько моделей космогонии. Речь идет о мифах достаточно распространенных, зафиксированных на различных уровнях культуры. Любая попытка выяснить происхождение какой-либо из этих моделей была бы тщетной, так как даже те из них, которые предположительно пришли в Индию вместе с ариями, имеют параллели в более древних, точнее, более «примитивных» культурах. Как и другие религиозные идеи и верования, космология, особенно в архаических обществах, передавалась "по наследству" с древнейших времен. Для нас особое значение должно представлять то, как индийцы интерпретировали и переосмысливали некоторые космогонические мифы. Не будем при этом забывать, что о древности той или иной модели космогонии нельзя судить по возрасту первых памятников, в которых она зафиксирована. Так, один из самых древних и наиболее распространенных мифов, так называемый "космогонический скачок", приобрел в Индии популярность довольно поздно — в эпоху создания эпоса и написания пуран.
Основные виды космогонии, вдохновлявшие ведийских поэтов и теологов, сводятся к четырем, которые можно обозначить так: 1) творение через оплодотворение первичных Вод; 2) творение через расчленение доисторического великана Пуруши; 3) творение, отталкивающееся от единого-целого (бытия и небытия одновременно); 4) творение через отделение Неба от Земли.
В знаменитом гимне «Ригведы» (X 121) бог, называемый Хираньягарбха (золотой зародыш), парит над поверхностью Воды, затем погружается в Воду и оплодотворяет ее, в результате чего на свет появляется бог огня Агни (строфа 7). «Атхарваведа» (X 7.28) отождествляет золотой зародыш с Мировым Столбом — скамбхой. В «Ригведе» (X 82.5) первый зародыш, созревший в Воде, отождествляется с "Вселенским Ремесленником", Вишвакарманом, божественным героем, мастером на все руки — уподобление достаточно отдаленное. В этих примерах мы имеем дело с различными вариантами исходного мифа, где золотой зародыш считался семенем бога-творца, летающего над первозданной Водой.
Вторая космогоническая тема, впоследствии радикально пересмотренная с точки зрения своей ритуальной значимости, развивается в не менее известном гимне Пурушасукта (PB X 90). Доисторический великан Пуруша ("Человек") изображается одновременно как космическое пространство (строфы 1–4) и как двуполая Сущность. На самом деле (строфа 5), Пуруша порождает женскую творящую Энергию вирадж, после чего сам становится ее сыном. Собственно акт творения происходит в результате космического жертвоприношения. Боги приносят в жертву «Человека», и из его расчлененного тела появляются животные, литургические элементы, общественные классы, земля, небо, боги: "Рот его стал Брахманом, из рук его появился Воин, из бедер — Ремесленник, из ног — Служитель" (строфа 12). Небо появилось из его головы, земля — из ног, луна — из мыслей, солнце из взгляда, Индра и Агни — из его рта, ветер — из дыхания и т. д. (строфы 13–14).
Исключительность этой жертвы подчеркивается в последней строфе (16): "Боги принесли жертву ради жертвы", т. е. Пуруша одновременно был и жертвой, и божеством, которому эта жертва посвящалась. Из гимна, таким образом, следует, что Пуруша предшествует акту творения и превосходит его, несмотря на то, что Вселенная, жизнь и человек берут начало в его собственном теле. Другими словами, Пуруша одновременно трансцендентен и имманентен; подобная парадоксальность в принципе свойственна индийским космогоническим божествам (ср. Праджапати). Космогония этого конкретного мифа (творение происходит через принесение в жертву антропоморфного божества), параллели которому можно найти в Китае (Паньгу), у древних германцев (Имир) и в Месопотамии (Тиамат), чрезвычайно архаична, и Пурушасукта послужила основой для огромного количества различных толкований. Поскольку в архаических обществах миф считается идеальной моделью любого творческого акта, этот гимн был одним из элементов в составе ритуалов, сопровождавших рождение сына, закладывание храма (который к тому же строился как подобие Пуруши), а также в очистительных ритуалах обновления.
В самом знаменитом гимне «Ригведы» (X 129) космогония предстает перед нами в метафизическом аспекте. Поэт спрашивает себя, как Бытие могло выйти из Небытия, ведь первоначально "не было несущего, и не было сущего тогда" (I 1). "Не было ни смерти, ни бессмертия тогда" (т. е. ни человека, ни богов). Было лишь одно неразделимое начало, называемое "Нечто Одно". "Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно, и не было ничего другого, кроме него" (строфа 2). "Мрак был сокрыт мраком вначале", однако космический жар (тапас, возникающий в результате аскезы) породил «Одно», «возможность» (абху), т. е. «зародыш», "заключенное в пустоту" (читай: окруженное изначальными водами). Из этого зародыша, «возможности» развилось Желание (кама), и "это было первым семенем (ретас) Сознания (манас)", поразительное утверждение, предвосхитившее один из главных тезисов индийской философии. Поэты путем размышления "происхождение сущего в не-сущем открыли" (4). Далее "первое семя" разделилось на «низ» и «верх», т. е. на мужское и женское начала (ср.: PB X 72.4). Однако остается загадка "вторичного творения", т. е. творения на уровне феноменов. Боги были созданы позже (6), следовательно, они не творили мир. Поэт заканчивает гимн вопросом: "Тот, кто наблюдает за этим (миром) с высоты, только тот знает (т. е. знает происхождение "второго творения") — или же не знает?".
Этот гимн представляет собой высшую точку ведийской теоретической мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172