Трупы, насколько это позволяет форма человеческого тела, лежат в форме свастики.
– Вот как, – Курский мельком еще раз взглянул на фотографии трупов. – Трепетно у вас выходит.
– Очень трепетно, Сергей Сергеич, – кивнул Гущенко. – И вот ведь фактик: все трое убиенных – фронтовики. Все прошли войну, имеют награды.
Все они воевали с фашистами, то есть получается, боролись против тех, чьим знаком была свастика. В общем, народ говорит: свастика мстит своим врагам.
– Много чего гутарят, – подключился Лыков.
– Говорят, дом построил колдун Тягунов, и посвящен он знаку Сатаны. Уже многие требуют сжечь этот дом. А он, между прочим, входит в список исторических зданий, охраняемых государством.
– И если ко всему этому отнестись серьезно, то имеем мы на руках, Сергей Сергеевич, две версии – обе пустые, ничем не подкрепленные. Но… отвернуться от них или зажмуриться не умеем.
Одна версия: неофашистская группа работает, причем, скорее всего, не столько политическая, сколько мистическая секта. Сатанисты не исключены.
Или мистические фашисты. А другая версия: действует одинокий поклонник свастики, мститель за нее. Трое убитых – фронтовики, а у женщины еще и фамилия – Руденко. Она однофамилица прокурора Руденко, который был главным советским обвинителем фашистов на Нюрнбергском процессе. Случайное совпадение, скорее всего. А вдруг это совпадение возбудило мозг маньяка?
– Кудрявая история, – усмехнулся Курский. – Что же вы от меня-то хотите, от старика? Ищите.
– Хотим, чтобы вы приняли участие в расследовании.
Просим вас о помощи, Сергей Сергеевич.
Мнится нам, искать убийцу надо в доме. Среди его жильцов. Там есть разные персонажи, очень разные… И все они десятилетиями варятся внутри этой свастики. Многие – старики, многие – со странностями. Вы в свое время специализировались на убийствах с психопатологическими мотивами.
Хотим, чтобы вы с нами прокатились в Тополиное, взглянули на дом, на его обитателей, что называется, свежим взглядом.
– Да уж какая тут свежесть! Стар я, ребята.
У вас что выходит: стариков убивают. Вам кажется, их убивают другие старики. Или старик. Поэтому вы решили: пускай еще один старик и расследует.
Старичье само с собой разберется. Остроумные у вас люди в ялтинском угрозыске работают. С юмором подходите к делу, с огоньком. – Курский обратил саркастическое лицо в сторону нежного моря, которое прозрачно и тихо просвечивало между весенними деревьями его маленького сада.
– Нам не до юмора, – угрюмо сказал Лыков. – Нам совсем не до смеха, Сергей Сергеич. Чутье говорит: убийства в доме будут продолжаться.
– Да и потом, почему только старики? – вмешался Гущен ко. – Живет в доме одна молодая женщина. И, надо сказать, очень красивая. Лида Григорьева, двадцать пять лет, учительница в санаторской школе, при детском пульмонологическом санатории. Приехала из Севастополя четыре года назад, получила в этом доме квартиру. И она у нас ходит чуть ли не в подозреваемых.
– И чем же она подозрительна, эта красавица Лида?
– Очень подозрительна, очень. Приехала четыре года назад в Тополиное из Севастополя, откуда она родом, устроилась учительницей в санаторской школе для больных детей, поселилась в этом доме. Причем с самого начала проявила упорное желание жить именно в этом доме. Ей предлагали квартиру гораздо лучше, новую, с видом на море, а она предпочла поселиться на бывшей вилле «Свастика», на первом этаже, в скверной квартире без ремонта, с окном, выходящим на стену сарая.
Зачем ей вообще надо было покидать прекрасный и веселый город Севастополь и селиться в Тополином, когда она молода и ослепительно хороша собой? Кроме этого, она еще очень умна, превосходно образована. Теперь она уже и не скрывает, что цель ее переезда был сам этот дом – жить она хотела, видите ли, именно в нем. Не то чтобы она была фашистка, но она любит свастику.
Достаточно войти в ее комнату, чтобы в этом убедиться.
Комната от пола до потолка увешана этими знаками. Утверждает, что это знак буддизма.
Кроме этого, она пытается производить своего рода подпольную реставрацию дома. Она собственноручно восстановила несколько изразцовых и мозаичных орнаментов внутри виллы. В доме ее за это многие не любят, вовсю подозревают в ведьмовстве и в отравлении троих стариков и, живи там публика погорячее, давно бы уже предали ее суду Линча. А так – дело пока ограничивается кляузами. Зато ее обожают подростки из школы, где она преподает. Мальчики и девочки лет пятнадцатишестнадцати постоянно ошиваются в ее квартире, слушают ее лекции о Востоке, пьют зеленый чай из китайских чашек. Все они в нее влюблены. Среди них есть и откровенно трудные подростки, с опасными наклонностями. Бывают изредка и скины, и панки. На некоторых детях была замечена свастика – то сережка, то кулончик, то пряжка на девичьем пояске, то татуировка…
И на работе у нее уже проблемы из-за этого, хотя и слывет она превосходным преподавателем.
Видимо, недолго осталось ей там работать. Впрочем, директор санатория, кажется, тоже пал жертвой ее красоты – поэтому пока что она держится.
Все эти влюбленные в нее люди – особенно, конечно, подростки – могли совершить эти убийства.
Давайте прокатимся в Тополиное по весеннему ветерку, там как раз пух летит, красота. Посмотрите дом, познакомитесь с Лидой Григорьевой, поговорите с жильцами, с подростками. Будем вам от всей души благодарны, Сергей Сергеевич.
– На тополиный пух у меня аллергия. И вообще… Все это, друзья мои, лепота, но всего лишь, боюсь, узоры, к делу отношения не имеющие. Извините, в Тополиное с вами не поеду – незачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45