ПАВЕЛ ВОЕННЫЕ
ПЕППЕРШТЕЙН РАССКАЗЫ
Высоко, высоко
Взлетел сокол.
Высоко, высоко
Взлетел сокол…
Выше того,
выше того
Моя радость
Выше того.
Песня
Война вскрывает тайны, к ней самой отношения не имеющие.
Клаузевиц

БОГ
В 1919 году корпус кавалерийского генерала Белоусова, спешно отступая, натолкнулся на разъезд красных в районе станции Можарово.
В ходе внезапного и недолгого боя красные были уничтожены, командир разъезда захвачен в плен.
Его привели в полевой штаб полковника Гессена Алексея Михайловича, который приходился братом известному любителю античности. Штаб разместился в комнате станционного директора. Немолодой полковник в спешке писал письмо, когда ввели арестованного. Полковник бросил на него взгляд сквозь хрестоматийное пенсне: перед ним стоял человек лет двадцати пяти, смуглый, подтянутый, в кожаной куртке, галифе и сапогах.
Обычный военный, каких Гессен видел тысячи.
– Ваша фамилия? – спросил Гессен, пририсовывая в конце письма к завершающей французской фразе шутливого плачущего ангела.
– Назаров, – ответил арестованный.
Гессен хотел задать еще несколько вопросов, но одновременно зазвонили два телефона и вошли два офицера с сообщениями. Времени на допрос у полковника не нашлось.
– Здесь поручик Ветерков, по вашему распоряжению, – наклонился к Гессену адъютант.
– Очень хорошо, – полковник быстро запечатал письмо и надписал длинный конверт. – Пускай отвезет это в штаб корпуса и передаст Литвинову.
Тот сегодня отбывает в Одессу. И вот еще…
Гессен пожевал бледными губами под аккуратной щеточкой полуседых усов:
– Этого красноармейца надо бы расстрелять.
Мы нынче ночью уходим, и все такое прочее…
Некогда с ним возиться. Прикажите Ветеркову, уж заодно… Пусть не взыщет, передайте. И не надо на станции. В лесу. Всё.
Лес, сначала жидкий и скучный, но постепенно густеющий и обретающий даже некоторую сочную красоту, начинался сразу за станцией. Поручик Ветерков шел по тропе, держа в правой руке револьвер, а перед ним на расстоянии пяти шагов шагал красноармеец в кожаной куртке со связанными за спиной руками.
Поручику еще никогда не приходилось никого расстреливать и он чувствовал себя странно. Пять лет назад он намеренно ранил в руку на глупой дуэли своего товарища, и после этого неделю не спал ночей. С тех пор он, будучи кавалеристом, научился махать шашкой на скаку и делать это так, чтобы эти блестящие взмахи смогли доставить смерть всаднику, скачущему навстречу.
И, бывало, он совершал эти взмахи в бою, но бой есть бой… Чаще же он скитался между штабами с пакетами и поручениями.
«Главное – не говорить с ним! – нервно думал Ветерков. – Ни в коем случае не заговаривать… отвести поглубже в лес, выстрелить, быстро вернуться на станцию, там – в седло, и скоро оказаться далеко отсюда».
Станцию Можарово, куда он попал только что и первый раз в жизни, он уже ненавидел.
– Поручик Ветерков, если не ошибаюсь? – вдруг спросил конвоируемый через плечо.
– Откуда вам известно? – удивился Ветерков (вопрос вырвался, прежде чем он успел напомнить себе, что собирался ни за что не вступать в разговор).
– Слышал, как вас окликнули. Извините, мы не представлены, я – Назаров. А мне ваша фамилия знакома. Вы не в Тенишевском ли учились?
– Точно так, – согласился Ветерков. – Неужели и вы из тенишевцев?
– Был, но меня выгнали. И с треском. Вы ведь входили в компанию Кучевского, не так ли? Значит, вам должна быть известна история с Фоббсом?
– Так вы тот самый Назаров, который… Слышал, конечно. Ничего себе! Вот не думал встретить тенишевца! И как же вас угораздило оказаться у красных?
– Да так… Сложная история. Сами знаете, как бывает – то так, то эдак. А у нас с вами немало общих знакомых.
– Да, мне рассказывала о вас Лиза Ушакова.
Она, кажется, была от вас без ума.
– Я знаю. А вы давно оттуда?
– Из Петербурга? С Корниловым ушел.
– Я хотел вас спросить о семье Роберг. Не слышали о них? Я был близок с этой семьей.
– Они в Одессе. Мэри, говорят, замужем.
– Вот как. Вот оно, значит, как… – Ветерков мельком увидел смуглый профиль Назарова. – Ну и с Богом, значит. Вам ведь расстрелять меня приказали?
– Не стану спорить.
– Смешно. Ну, Робергов увидите, скажите:
Назаров просил кланяться и не поминать лихом.
Ваш выход, поручик.
Назаров внезапно остановился и повернулся к Ветеркову. Лицо его казалось спокойным. Ветерков же был смущен.
– Даже не знаю… Это как-то неожиданно – встретить человека своего круга в этих местах, да еще при таких щекотливых обстоятельствах. Глупость какая-то. Я слышал, вы человек смелый, и вообще… Как вас, кстати, по имени-отчеству?
– Константин Сергеевич.
– Вот что, Константин Сергеич… А впрочем, ерунда, господин Назаров. Или товарищ Назаров…
Вы ведь теперь товарищ, верно? Предлагаю вам дуэль. Положение, согласитесь, глупое, но я другого выхода не вижу. Отпустить вас просто так не могу, а расстрелять человека своего круга, друга своих друзей – это как-то… Это глупость. Короче, я вас вызываю. Повернитесь-ка!
Ветерков развязал веревку, которой связаны были руки красноармейца, достал из кобуры второй револьвер и передал его Назарову.
– Как стреляемся? – спокойно спросил Назаров, беря револьвер и равнодушно разминая затекшие кисти рук.
– Предлагаю: с десяти шагов, по жребию.
– Хорошо, – Назаров кивнул.
Они отсчитали шаги, бросили жребий. Выпало стрелять первым Ветеркову.
«Вот все и решилось», – подумал он в тот момент.
Он стрелял превосходно, глаз имел острый, охотился с детства. Стоя перед своим противником и целясь ему в сердце (поручик хотел, чтобы смерть Назарову выпала быстрая и безболезненная), Ветерков успел подумать о множестве вещей, как всегда бывает в такие решительные мгновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64