-
А тогда - поторапливайся. Сколько успеешь - твое, а с собой - не брать.
Я же не тебя, я дядюшку пропитанием обеспечиваю.

- Живой все еще дедушко-то? - снова отозвался старшина. -
Крепкий дедко попался, ничего не скажешь, крепенький. А я готовый как штык!
Я в любой момент - штык! Такая служба - по минутам. А убийство - оно в
подъезде совершено, следовательно, политическое. Хлопот будет! Прессы будет! Не
оберешься! А че шебутиться - все одно преступник вне досягаемости!

Еще в завершение встречи они успели перекинуться соображениями за
жизнь и за смерть.
- Тебе хорошо,
дядя Костя, помирать - ты смерти не боишься. Ты насмотрелся на нее вдоволь, -
не без зависти сказал Костенька. - А мне так худо: я мертвяков на дух не
переношу, а если в моем присутствии кто вздумает помирать - бегу куда глаза глядят.

- Я за тобой это качество давно уже знаю, Костенька, -
согласился Бахметьев К. Н. - Неприятное качество. Негуманное и даже противоестественное. Что
касается лично меня - куда мне еще-то жить? Хватит, пожил. Надо кому другому на
планете место уступать. Без уступок жизни не бывает.

- Вот это и есть самое неприятное - уступать, -
глубоко вздохнул Костенька, а уходя, сделал дядюшке рукой, тоже вроде бы
козырнул: - В субботу - буду! В первой половине дня. Поправляйся, дорогой,
к субботе. Окончательно!
Такой был
у Костеньки порядок: он действительно навещал дядюшку в субботу, в первой
половине дня, но не указывал, какая это будет суббота - ближайшая, через
одну, через две недели.
Итак, племянник ушел
до неизвестной субботы, старшина милиции тоже ушел почавкивая, а дядюшка
стал думать о знаке ь: в фамилии Бахметьев он есть, он в ней
живет и действует, а в фамилии Бахметев его нет, и уже нет фамильного родства,
разве только случайное знакомство.
А
тогда единственно, что можно было себе позволить, - последовать за Бахметевым П.
А. в Океанию. Пока еще жизнешка в тебе кое-как ютится. А можно было и отложить путешествие, поскольку в
данный момент ь как таковой сильно занимал Бахметьева К. Н.,
навевая воспоминания детства. Знак этот произвел на мальчика особое впечатление, после
того как ему объяснили: ни мягкого, ни твердого - нет ни в одном другом
языке, кроме русского, и русский язык без них стал бы не совсем русским. Вот
какое значение у малютки этого, у знака ь! (значением знака
ъ Бахметьев К. Н. с самого начала пренебрегал).

Ни одного слова, имени ни одного с ь
не начинается, начинаться не может, ь - это не звук, только
знак, и не более того, им заканчивается множество звучных слов; он, мягкий, целое
племя повелительного наклонения глаголов произвел. То ли присутствуя, то
ли отсутствуя, он слова до неузнаваемости меняет: дал и даль,
кон и конь, быт и быть,
мол и моль, цел и цель
- что общего по смыслу между этими словами? Ничего, всякую общность смысла
между ними ь исключает. Если же ь свил себе гнездышко в
середине слова (родительница) - так это навсегда, это птичка не
перелетная. А с каким задором ь участвует в немыслимых играх
русского языка, то появляясь в словах, а то в них же исчезая? В слове конь
он есть, а в слове конный его уже нет, в Илье -
есть, в Илюше - нет; в слове день - есть и в слове деньской -
тоже есть, а почему есть - неизвестно. В слове смерть - есть,
в слове смертный - исчез. Тоже в словах жизнь и
жизненный.
Игры с
ь Бахметьеву еще в детстве нравились, особенно на уроках арифметики, когда
надо было складывать и вычитать, множить и делить, а он вместо того угадывал,
почему пять, шесть, семь, восемь пишутс
с мягким знаком, а один, два, три,
четыре - без мягкого? Почему, кстати, три - оно
везде, и в тринадцати, и в цифре триста, а вот
четыре есть в четырнадцати, в сорока от
четырех нет ничего, а в четырехстах четыре явилось снова?
Бахметьев и умножал, и делил неплохо, учитель его хвалил, потому что не
знал: арифметику-то ученик решил, но вопросы со знаком ь так
и остались для него нерешенными.
Еще
представлялось в детстве Бахметьеву, будто ь дружит со странными близнецами, с
буквами и и й, и вот втроем они забираются в избушку на
курьих ножках и там смеются, а ъ к ним стучится: Пустите
меня к себе! - Иди, иди отсюда, - отвечают ему из той избушки, -
тебя почти везде отменили, а там, где ты остался, ты соседние буквы портишь!
- Вас-то я, честное слово, не испорчу! - плачется ъ. Все
равно уходи, нам без тебя веселее! Доведись нынче Бахметьеву К. Н.,
взрослому, на закате дней - он, пожалуй, впустил бы ъ в избушку на
курьих ножках, это было ему приятно сознавать - пустил бы! Зачем зря кого-то обижать?
Хотя бы и ъ?
Бахметьев К.
Н. еще полежал, еще что-то о чем-то подумал - о прошедшей жизни, о предстоящей смерти,
и к нему пришел-таки вопрос: что же это значило, когда в квартиру явилс
старшина милиции, взял перед Костенькой под козырек: По вашему приказанию явился!?
Это при том, что Костенька признался: он находится под следствием? Вот
наградил Бог племянничком!
Затем Бахметьев К.
Н. встал, какое-то время, не очень краткое, подержался за спинку кровати,
потом зашаркал на кухню... На кухонном столе не было ничего, ни крошки
- старшина милиции все подмел, но в холодильнике было: сыр импортный, два
вида, колбасы, импортные же, трех сортов, кусочек рыбы семги граммов, наверное,
на двести, а также и творожок, бутылка пива, маленькая бутылочка коньяка
пять звездочек (армянский) и, наконец, совсем уж маленький шкалик водки. Булки,
хлеб, чай, сахар - это как бы уже и не в счет, а само собой.

Взглянув на содержание холодильника, Бахметьев К.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21