Но постепенно наслаждение, державшее ее в своем сладком плену, сменилось напряжением; в поисках еще чего-то, чего-то большего, что находилось за гранью затопившей ее страсти, тело ее начало свой огненный танец.
— Не делай этого! Я не могу… — резко выкрикнул он.
Прогнувшись ему навстречу, она почувствовала, как хлынувший в нее с силой прорвавшейся плотины поток заставил ее содрогнуться и, подхватив, понес прочь. Каждая клеточка ее тела была охвачена в этот миг невыразимым наслаждением, обожжена адским огнем. Испуганная, она боролась с уносившим ее потоком, но он подхватил и накрыл ее новой волной, затопляя ощущениями такой силы и остроты, что ей показалось, что она теряет сознание.
Упругая сила неожиданно покинула его тело; оно вдруг стало очень тяжелым и, разгоряченное и влажное, в изнеможении опустилось на край дивана. Сквозь гулкие удары своего сердца она слышала его хрипловатое шумное дыхание. Тело ее обмякло и ослабело, но внутри она чувствовала такое ликование и такую легкость, что на миг ей показалось, будто оно вот-вот оторвется от диванных подушек и воспарит, поднимаясь вверх так же легко и бесшумно, как струи фонтана, и смешается с пеной и брызгами, с ночью и лунной радугой.
Постепенно сердце ее стало биться ровнее. Она почувствовала, как в комнату ворвался прохладный, напоенный ночными ароматами воздух, но одновременно с этим она ощутила внезапный холод, который не имел ничего общего со сквозняком, влетевшим на террасу. Этот холод исходил от человека, который лежал сейчас радом с ней, — близкий, как шепот, и холодный, как далекие звезды.
Она кусала губы, не зная, что сказать и что сделать. Ведь не мог же он сначала любить ее — так жадно, так ненасытно! — а потом вдруг сразу отвергнуть, хотя то ощущение, которое волнами исходило от него в эту минуту, означало именно это. Неожиданно все показалось ей отвратительным и мерзким: их тела, распростертые со сладострастно-развязной непринужденностью, страсть, которая, казалось, на короткое мгновение возвысилась над физической похотью, а теперь проявила свою грубую, животную суть.
Жгучее чувство стыда и унижения пронзило ее. Не в силах унять охватившую ее дрожь, она стала подниматься с дивана.
— Лежи спокойно, — мягко скомандовал он. Повернувшись, он притянул ее к себе. — Ты замерзла?
— Нет.
— Тебе одиноко? — Он тихо засмеялся, когда она крепко прижалась к нему всем телом. — Прости меня, — сказал он. — Я не привык к такому… к такой бурной реакции. Неужели сейчас я свалял большего дурака, чем когда бы то ни было?!
— Ты? — Приподняв голову от подушки, она посмотрела на него с крайним изумлением.
— Да, я. — Он криво усмехнулся. — Несмотря на твое не слишком лестное мнение обо мне, я не тот, кто делает это с каждой встречной. — Она промолчала, а он улыбнулся, хотя улыбка была далеко не из приятных. — Я не сплю с каждой, кого приглашаю в ресторан, или с каждой, кто проводит в моем доме свой отпуск. До сих пор я умел сдерживать свои аппетиты. До сегодняшнего дня.
В груди ее вспыхнула надежда, глаза заблестели. Или, может быть, он имел в виду Лидию? Конечно, то, что он сейчас сказал, ничего общего не имело с любовью, но она была настолько без ума от него, что согласна довольствоваться и этим. Она улыбнулась ему, глаза ее искрились. Сейчас они были в полной темноте, луна спряталась за выступ крыши прямо у них над головой, но Кэндис все-таки заметила, как он улыбнулся ей в ответ, и удивилась тому цинизму, который, как ей показалось, она уловила в его словах.
— Я тоже не занимаюсь этим с первым встречным, — резко сказала она.
— Это у тебя впервые?
Неожиданно смутившись, она кивнула, краем глаза наблюдая за его реакцией.
Он лежал совершенно неподвижно, потом, окунув пальцы в густую гриву ее волос, запрокинул ей голову и решительно прижался к ее губам в нежном и медленном поцелуе. Еще не веря своим ощущениям, она почувствовала, как ее насытившееся тело снова пришло в движение, а по жилам побежал огонь.
Она тихо застонала, а он засмеялся таким чувственным смехом, что еще несколько дней он все звенел у нее в ушах.
— Поразительно, правда? — пробормотал он. — Для меня и для таких маленьких девственниц, как ты.
Ослепительно прекрасный в своей наготе, он встал с дивана и, протянув ей руку, сказал:
— Пойдем со мной.
Без малейших колебаний она вложила свою руку в его сильную ладонь и последовала за ним в темноту дальних комнат. От отпер дверь и включил свет.
Она вскрикнула от удивления. Они стояли в комнате, где все было устроено для любви: начиная от выразительной и изысканной картины, висящей над огромной, широкой тахтой и изображавшей сплетенные в объятии тела, и кончая шелковыми покрывалами, небрежно разбросанными в головах, и чувственной фактурой огромных шкур на полу.
— Тому, кто украшал эту комнату, воздержание было неведомо, — сказал Сол, с улыбкой гладя на изумленное лицо Кэндис, — поэтому мне кажется вполне естественным, если мы снова займемся любовью. По крайней мере я не чувствую себя здесь незваным гостем, а ты? Может быть, и сама комната давно мечтает стать раем для двух влюбленных.
Она была не в силах оторвать от него своих глаз, чтобы еще раз хорошенько рассмотреть эту удивительную комнату, но, почувствовав витавший здесь легкий запах мускуса, быть может след от духов той женщины, что когдато дарила наслаждение своему возлюбленному, она вся замерла и напряглась в сладком предчувствии.
— Нет, я тоже не чувствую себя здесь чужой и хотела бы быть с тобой именно здесь.
Он легко поднял ее на руки и бережно опустил на прохладный мягкий шелк широкой тахты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64