заметив, как покраснело мое лицо, он, очевидно, решил, что последний вопрос – обычная шутка.
– Тысяча девятьсот двадцать шестой.
Я замерла на полувздохе. 1926. Та самая дата, что была обозначена на газете. Мое последнее отчетливое воспоминание относилось к моменту, когда я очнулась в кабине лифта. Старинные автомобили, и никаких современных удобств. Никаких видеокамер. Никаких багажных тележек с резиновыми колесами. Никаких неоновых реклам.
Все казалось до боли реальным. Здесь какая-то ошибка; я искала и не находила никаких свидетельств того, что меня кто-то обманывает или что все это сон. Неожиданное открытие, пронзительное и мучительное, вдруг свалилось на меня: я здесь абсолютно одна . Абсолютно одна, опутанная по рукам и ногам этим кошмаром – самым страшным и нелепым в моей жизни.
– Вы в порядке? – спросил незнакомец, слегка растягивая слова. Когда он не был вооружен, его голос становился волнующе нежным.
Я кивнула и уселась поудобнее, обхватив колени руками. Если я не сошла с ума, как мне казалось вначале, должно существовать логическое объяснение случившемуся. Я должна казаться равнодушной, пока не разберусь, что происходит. Я уже видела, как здесь обращаются даже с нормальными людьми. А что будет, если они решат, что я сумасшедшая?! Я вытерла потные ладони о простыни и попробовала собраться.
– При вас не было ничего: ни кошелька, ни чемодана. Никто вас здесь не знает. И никто не навещает, – мягко добавил он; его глаза скользнули по моей руке, остановившись на том месте, где я ношу обручальное кольцо.
Если он ожидал, что его слова огорчат меня, он ошибался. Единственный человек, который может разыскивать меня, – это Дэвид. Дэвид... Смешиваясь в отвратительный букет, ароматы «Поло колон» и гардении пробивались ко мне сквозь духоту комнаты. Я вскочила как ужаленная, натянув простыню до подбородка; злоба и ненависть рвались из меня, как будто Дэвид уже стоял в дверях.
– Леммингc не найдет вас, – успокаивающе произнес мой спаситель. – Здесь вы в безопасности.
Я прерывисто вздохнула. Вспомнив эти запахи, связанные в моем мозгу с предательством Дэвида, я будто снова пережила недавнюю позорную сцену. Смогу ли я когда-нибудь составить духи, в которых использую аромат гардении, и не увидеть при этом ног другой женщины, обнимающих голое тело моего мужа? Вероятно, нет.
Нет, я не боялась появления Дэвида: я забралась так далеко, что ему не хватит целой жизни, чтобы найти меня здесь. Я подняла глаза и увидела, что незнакомец внимательно смотрит на меня, явно ожидая, что я назову себя, я решила вспомнить о хороших манерах и, протянув ему руку, сказала:
– Я Мэгги Вестшайр.
– Шиа Янгер. – Он явно не привык к женским рукопожатиям, потому что колебался секунду, прежде чем сжать мои пальцы своей крепкой рукой. Зная силу его взгляда – и то, с какой легкостью он хватается за оружие, – я думала, что его ладонь окажется грубой и мозолистой, но она была на удивление гладкой. Тепло этой сильной ладони с сумасшедшей скоростью разлилось по моему телу.
– Янгер? Почему-то мне знакомо это имя... – сказала я, слегка волнуясь: я помнила жестокий блеск его глаз в ту минуту, когда он сжимал в руке пистолет. – Кажется, был такой гангстер?
– Мы с ним отдаленные родственники, – ответил он, выпуская мою руку. – Кстати, их группировка давным-давно перестала промышлять в этих краях.
– Это обнадеживает, – пробормотала я. – Объясните, почему вы вытащили меня из клиники Леммингса?
– Честные люди не имеют ни шанса против подонков вроде Скайлза и Леммингса. Я просто хотел устранить эту несправедливость.
– Значит, вы – добрый самаритянин.
– Считайте меня кем угодно, только не святым. – Его смех, глубокий, рокочущий, удачно дополнял образ крутого парня, непроизвольно складывавшийся в моем сознании. «Наверное, он действительно связан с бандой Янгера», – почему-то подумалось мне.
– Но вы, наверное, здорово рисковали, – заметила я вслух.
Он пожал плечами, повернулся к окну и, глядя куда-то вдаль, сказал:
– Возможно, но я не мог позволить этому проходимцу издеваться над вами. – Скулы его напряглись, челюсть выдвинулась вперед; у меня возникло подозрение, что он говорит не только обо мне.
– Неужели врачи до сих пор используют пиявки и мышьяк для лечения? – спросила я. Это казалось мне варварством даже для 1926 года.
Шиа сердито щелкнул зубами.
– Большинство врачей давным-давно отказалось от кровопускания, но что касается мышьяка и ртути, их используют очень широко. Мы с доктором Тайлером когда-то обсуждали этот вопрос.
– Вы тоже врач?
– Я? – он удивился. – Не-е, просто интересуюсь.
Я попыталась осмыслить сказанное им: какой человек мог с такой легкостью направлять пистолет на одного врача, а с другим вести степенные разговоры о преимуществах тех или иных лекарственных средств?
– А вы не знаете, почему доктор Леммингc прописал мне мышьяк?
– Невралгия.
Невралгия. Опять это слово. Почему он не дал мне просто пару таблеток аспирина? Даже непрофессионалу – такому, как я, – понятно, что мышьяк для больного – нечто вроде оружия массового поражения.
– Около трети людей из тех, что приезжают на ванны, страдают... невралгией.
– Я даже не знаю, что означает этот термин, – призналась я.
– Я слышал, как вы сказали Скайлзу, что у вас именно это.
– Только для того, чтобы он оставил меня в покое.
Он засмеялся, широкая улыбка приятно смягчила твердую линию его скул.
– Ладно, скажу. В Хот-Спрингс, дорогая, термином «невралгия» принято обозначать сифилис.
– О... – Мое лицо краснело все сильнее, по мере того как смысл этих слов доходил до меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96