Не сходя с коня, он тронул одного из них тупым концом копья. Тот долго ворочался, мычал и протирал глаза, а потом недовольно спросил:
– Кто таков будешь? Что надо?
– Я Добрыня. – ответил всадник. – Княжий вирник. Отведи меня к посаднику.
– Так он спит еще. – Стражник продолжал себе лежать на боку, оскорбляя боярское достоинство гостя. – Раньше полудня не проснется.
Пришлось Добрыне наклониться с седла и приподнять наглеца за шкирку. Тот вел себя кротко, не бранился и не молил о пощаде – ворот, туго захлестнувшийся на горле, не позволял.
Немного подержав быстро синеющего стражника на весу, Добрыня уронил его в кострище. Это заставило проснуться и остальных.
– Чей обоз недавно из города вышел? – осведомился приезжий.
– Кони незнамо чьи, а людишки при них – из дворни посадника.
– Кто над вами стоит?
– Нездила, сотский, – хором ответили стражники. – По-нынешнему Ульф.
– Скажите ему, что княжий вирник Добрыня велел каждому из вас всыпать по десять плетей. Да не забудьте, я проверю. А ты, холоп, – он вновь ткнул копьем измаравшегося в золе стражника, – веди меня в посадские хоромы.

Городок, поставленный совсем недавно, при князе Святославе Игоревиче, был невелик и даже слободами обрасти не успел. Улочек было всего ничего, а приличных строений и того меньше. Краше и богаче всех других, само собой, смотрелись хоромы посадника, к которым примыкал просторный двор, где он принимал дань от тяглового люда и раз в седмицу творил суд.
Дворовые оказались порасторопней городской стражи и сразу приметили важного гостя.
– Что батюшке угодно? – Какой-то малый жуликоватого вида ухватился за конский повод. – Я здешний приказчик, Страшко Ятвяг.
– Жито есть? – Добрыня спешился.
– Как не быть! Полное гумно.
– Расседлай коня. Напои и накорми житом вволю. Да только не запали. Шкуры лишишься.
– Как можно! Я в Киеве родился и у боярина Засеки одно время в стременных состоял. Тебя, батюшка, хорошо помню… Ты пока в горницу пожалуй, кваску холодного испей. Или велишь фряжского вина подать?
– После… Хозяин где?
– Почивать изволит. – Приказчик кланялся за каждым словом, словно клюющий зерно кочет.
– Так ведь солнце давно встало. Неужто посадникова служба так маятна?
– Прихворнул маленько с вечера. Видно, киселем обкушался… – Приказчик лукаво ухмыльнулся. -Тебе, батюшка, дорогу в покои показать?
– Сам найду… Про то, что в вашем городишке один именитый муж жизни лишился, ты знаешь?
– Много знать мне по холопскому состоянию не положено. А много болтать – и подавно.
– Ступай… С коня моего глаз не:води. Один его хвост дороже всего вашего городишки стоит.
Хоромы были срублены из красной сосны первого разбора от силы пару лет тому назад, однако внутри успели зарасти паутиной и пропахли кухонным чадом. Одно из двух: или посадник был никудышным хозяином, или не ощущал себя здесь постоянным жильцом.
Его самого Добрыня отыскал не сразу – одних горниц и светелок в хоромах было с дюжину, а клетей и того больше.
Посадник спал на медвежьих шкурах, брошенных прямо на пол. а в головах у него стоял запеленутый в бересту горшок с квасом.
Отпив из горшка пару глотков, Добрыня вылил остальное на голову хозяина.
– Кто посмел? – не разлепляя паз, пробормотал тот. – Запорю…
– Вставай. Супостаты под стенами, а ты почиваешь. Какой ты после этого посадник? Ты лежака.
– Так это ты, Добрынюшка, – голос у посадника был слабый, как перед кончиной. – Вот уж кого не ждал… Хоть бы предупредил нас. Мы бы тебя на меже хлебом-солью встретили.
– Уж не взыщи с меня, непутевого, предупредить не смог… Мобильник за долги отключили, – буркнул Добрыня куда-то в сторону.
– Ты это об чем? Никак заговариваешься? – Посадник сел и сразу застонал, словно его с креста сняли. – В дороге притомился, или в опохмелке нуждаешься?
– Ты каждое мое слово во внимание не бери. Шутейные они.
– Вестимо, ты шутник известный. – После нескольких не совсем удачных попыток посадник встал, наконец, на ноги. – Да только шутки твои, случается, добрым людям боком вылазят.
– Боком им вылазят не мои шутки, а собственное воровство и беззаконие… Ты хоть сам как поживаешь?
– Славно живу, не жалуюсь. Княжескую пользу блюду. Дани собираю. Рубежи стерегу… А ты сюда, Добрынюшка, никак по делу послан?
– По делу. Правду буду править, а потом и суд. И для тебя я нынче не Добрынюшка, а боярин Добрыня Златой Пояс, княжий вирник.
– Не обижайся, боярин. – Посадник подтянул повыше порты. – Одичал в этой глухомани. Ты лучше скажи, какая такая напасть в моей земле приключилась, если сюда столь славного мужа прислали.
– Будто бы ты сам не знаешь. В твоей земле с месяц назад княжеский служка Власт Долгий пропал. Слух есть, что погубили его здесь со злым умыслом.
– Вот ты про что, боярин… – Похоже, у посадника отлегло от сердца. – Было такое несчастье. Только без всякого умысла. Упился твой Власт хмельным медом, подрался, вот его, болезного, и пришибли.
– Кто пришиб?
– Кабы я знал, так этот лиходей давно бы на суку висел… Мимо нас разный народец шляется. И весь, и меря, и чудь заволочская. Варяги захаживают. Случается, что и печенеги у рубежей трутся.
Посадник хотел сказать еще что-то, но Добрыня нетерпеливо прервал его:
– Покойник где?
– Сожгли по обычаю, а горшок с прахом при дороге выставили. Волхв варяжский при том присутствовал. Хочешь – у него спроси.
– Почему сожгли, разбирательства не дождавшись? Он ведь не смерд какой-нибудь, а княжий служка. Из знатного рода. Вашим лапотникам не чета.
– Опасались, как бы он не протух. Вишь какая жара стоит.
– Квас твой не протух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19