Отец Нади был владельцем крупной компании, занимающейся строительными подрядами. На него работали тысячи наемных рабочих из Шри-Ланки, Филиппин и Йемена. Он был почти так же богат, как члены королевской семьи, и без труда содержал трёх жен и четырнадцать детей. Наде исполнилось семнадцать, и она была средней из семи сестер. Она видела, как ее сестер выдали замуж, руководствуясь исключительно деловыми соображениями. Сестрам ее повезло, у всех брак оказался удачным, и они чувствовали себя вполне счастливыми со своими мужьями, оказавшимися неплохими людьми. Надя говорила, что такое везение не может длиться до бесконечности, и была уверена, что уж ей-то достанется старый, уродливый и жестокий муж.
Впрочем, Наде повезло по сравнению с большинством саудовских женщин – отец решил, что она должна продолжать свое образование. Он сообщил Наде, что не будет принуждать ее выходить замуж, пока ей не исполнится двадцать один год. Поскольку граница была установлена, Надя решила не терять времени. Она заявила, что раз у нее есть еще четыре года свободы, она постарается за это время попробовать в жизни все, что только возможно, чтобы было о чем вспомнить потом, когда ей придется влачить унылое существование замужем за каким-нибудь стариком.
У Вафы ситуация была другой: ее отец являлся одним из руководителей мутавы, и его экстремизм породил экстремизм дочери, которая не хотела мириться с порядками в доме. У ее отца была всего одна жена, мать Вафы, и он слыл очень жестоким и злым человеком. Вафа говорила, что не хочет иметь ничего общего с религией, которая выбирает своими лидерами таких людей, как ее отец. Вафа верила в Аллаха и в то, что Магомет был его пророком, однако считала, что последователи Магомета исказили его учение, так как ни один Бог не позволил бы такого отношения к женщине, созданной им самим.
Для того чтобы сделать такие выводы, Вафе не надо даже было выходить из дома. Достаточно было взглянуть на ее мать. Бедной женщине запрещалось покидать дом; она была постоянной пленницей своего фанатичного мужа. Из ее шестерых детей пятеро были сыновьями, к тому времени уже взрослыми. Когда родилась Вафа, отец был страшно разочарован. Он совершенно игнорировал свою дочь, ограничиваясь в общении с ней одними приказаниями. Он велел ей сидеть дома и учиться шить и готовить. С семилетнего возраста он заставлял ее носить абайю и покрывать волосы. Каждое утро, с тех пор как ей исполнилось девять лет, отец спрашивал ее, не появились ли у нее месячные. Он боялся, что его дочь может появиться на людях с открытым лицом после того, как в глазах Аллаха она уже станет женщиной.
У Вафы было мало подруг, а те, что были, переставали приходить к ней после того, как ее отец открыто спрашивал у них о месячных.
Мать Вафы, измученная бесконечными придирками мужа, в конце концов приняла решение молча противостоять его самодурству. Она помогала дочери незаметно улизнуть из дому, а на вопросы мужа отвечала, что Вафа спит или изучает Коран.
Я считала себя отчаянной бунтовщицей, но Вафа с Надей только смеялись надо мной, говоря, что одной болтовней ничего не решить. Они считали, что все мои попытки пробудить сознание ни к чему не ведут. Моя жизнь и в самом деле не изменилась, и я решила, что они правы.
Никогда не забуду инцидента, происшедшего однажды в городе возле рынка, недалеко от того места, которое иностранцы называют «Площадь чоп-чоп», подражая звуку ударов топора, которым преступникам рубят головы и руки по пятницам.
Я скрывала от отца появление у меня месячных, так как хотела оттянуть, насколько возможно, облачение в чадру. Я бы и дальше продолжала скрывать это, но Нура с Ахмедом решили, что я и так слишком долго откладываю неизбежное. Итак, я собрала своих подруг, включая Ранду, и мы отправились приобретать для меня новую «форму одежды» – черную накидку, черную чадру и черную абайю.
Омар подвез нас к рынку, мы вчетвером вышли из лимузина и договорились с ним о встрече на том же месте через два часа. Обычно Омар сопровождал нас по рынку, чтобы присмотреть за нами, но в тот день ему потребовалось что-то отремонтировать в автомобиле, и он воспользовался случаем сделать свои дела, пока мы ходим за покупками. Кроме того, он посчитал, что раз дочь хозяина сопровождает мачеха, то опасаться нечего. Он и представить себе не мог, что Ранда медленно, но верно просыпается от многолетней спячки.
Мы неторопливо прогуливались по рынку, ощупывая и рассматривая самые разнообразные шарфы, вуали и абайи. Мне хотелось приобрести для себя что-нибудь особенное, что выделяло бы меня из толпы. Я пожалела, что не заказала себе абайю в Италии, из тонкого итальянского шелка, такую, чтобы сразу было видно, что под ней скрывается женщина со вкусом и индивидуальностью.
На всех моих подругах была традиционная одежда, все они носили чадру, по я заметила, что Надя с Вафой все время переглядываются и перешептываются. Мы с Рандой умерили шаг, и я спросила подруг, над чем они хихикают. Надя наклонилась ко мне и сказала, что они вспоминают одного мужчину, с которым встречались на рынке.
Мужчина? Я бросила взгляд на Ранду. Мы обе были поражены услышанным.
Для того чтобы найти подходящую абайю, нам потребовался всего час, так как выбор оказался весьма ограниченным.
Я чувствовала, что жизнь моя изменилась – я вошла на рынок личностью с открытым лицом, а уходила оттуда безликим созданием, с головы до йог укутанным в черное.
Должна признать, что первые минуты под чадрой возбудили меня. Все теперь казалось мне I другим, и я с интересом наблюдала, как смотрят на меня мужчины, для которых я теперь стала таинственной незнакомкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78