Вместе с гидрофизиками выбрали место на молодом, намерзающем льду моря — припае, для того чтобы вморозить вертикальную «лестницу» из укреплённых горизонтально двадцати чувствительных электрических термометров. Эти термометры, расположенные друг от друга на расстоянии двадцати сантиметров, я вморожу так, что верхний термометр окажется у верхней поверхности льда, а остальные будут пока висеть в морской воде — ведь толщина льда ещё менее полуметра. Однако по мере роста толщины льда за счёт намерзания снизу эти термометры будут вмерзать в лёд один за другим. Это позволит мне получить распределение температуры в нарастающем льде. Смогу я узнать и время вмораживания каждого термометра в лёд, а значит, и скорость намерзания последнего в разные периоды, вплоть до того времени, когда толщина льда станет максимальной, близкой к двум метрам.
После того как выбрали место для наблюдений, ходили смотреть колонию императорских пингвинов. В двух километрах от Мирного разместились три колонии этих флегматиков. Странные птицы. Некоторые ростом почти по грудь человеку. Чёрные спины, золотистая шейка, белое с желтизной брюхо, длинный клюв.
Все место колонии покрыто помётом, ведь птиц здесь тысячи. Многие уже «сидят» на яйцах, которые держат на лапах.
Началась фотолихорадка. Пингвины спокойно подпускают на два метра, а потом расходятся, боятся. С теми, кто на яйцах, проще. Они, бедные, тоже хотят уйти, но куда уйдёшь с яйцом! С такими можно сниматься даже в обнимку. Однако, если попытаешься похитить у пингвина яйцо, можешь заработать удар крылом. Удар сухой, как от палки, и очень сильный — сразу отбивает руку и может даже её сломать. Правда, друг друга они бьют без видимых повреждений.
День сто пятьдесят четвёртый. Все три дня занимался термобуром: чистил нагреватели, резал поршни для отливки, залил нагреватели в корпус огнетушителя. Теперь термобур готов для полевых испытаний на острове Дригальского.
День сто пятьдесят пятый. Сегодня с утра занимались подготовкой, точнее, погрузкой бочек и всякого груза в самолёт. Летим с Вадимом на Дригальский. На станцию везём много всего. Ребята пока там бедствуют. Живут холодно, кончается бензин, мясо для собак. Но погода у них стоит приличная, и они прошли на собаках два радиальных маршрута, получили сейсмические данные о толщинах льда по этим направлениям. Теперь они собираются поставить вешки для определения скоростей движения льда острова. Но для этого им надо несколько дней хорошей погоды.
Загружали самолёт до полудня, но вот все кончено, ревут моторы, и мы в воздухе. Светит солнце, километрах в десяти от берега припай кончается и начинается тяжёлый битый лёд, делающийся все тоньше по мере подхода к острову. Делаем круг, подходим к станции, нам машут руками. Приземлились, объятия, радость. Ребята выглядят прекрасно, румяные, весёлые. Палатка наполовину засыпана снегом, покосилась. У входа сделан тамбур из снега с люком, как в нашем доме. В десяти метрах стоит вторая маленькая полукруглая палатка, там находится движок и размещён камбуз. В основной палатке довольно тесно. В середине стоит стол, заваленный банками и всяким барахлом в несколько слоёв. Вдоль стен палатки — раскладушки с грудами вкладышей, меховых спальных мешков и кожаных курток. В общем как во всякой палатке. Посередине непрерывно горит керогаз. Кроме того, есть ещё бензиновая печка и газовые плитки с баллонами. Газом для отопления Андрей пользоваться боится, можно угореть — примеров много, так что он идёт только для камбуза. Жилая палатка отапливается лишь бензиновой печкой. Пока она горит, в палатке тепло — на высоте человеческого роста плюс 40 градусов, правда, у пола всё равно холодно: 0 — минус 5. На полу или ледяная корка, или в лучшем случае слякоть, несмотря на то что он в два слоя покрыт оленьими шкурами. Ночью, когда печка не горит, температура снижается до температуры наружного воздуха, то есть до минус 15-20 градусов.
Мы привезли им новую печь, работающую на угле, и пять мешков угля. Это за ним мы с Казариным пробивались два дня назад на седьмой километр. Семь километров прошли на тракторе за три часа, еле доехали. Я шёл пешком и искал дорогу, а сзади, как слепая, шла машина. Видимости нет, так что, когда ты с трудом идёшь вперёд, никто не знает, сможешь ли вернуться обратно.
На обратном пути с острова только взлетели — обнаружили, что задралась левая лыжа. Черт с ней. Сели пить чай, перед посадкой разберёмся. К посадке лыжа сама стала на место.
День сто пятьдесят седьмой. Пурга метёт по-прежнему. Пошёл снег, и видимость уменьшилась до метра. Такой пурги, я ещё никогда не видел. Вечером, с трудом держась друг за друга, дошли до кают-компании. Каждый шаг — это проблема. Видна лишь мачта на нашем доме, и то с трудом, а до неё лишь три метра. Вечером Олег Михайлов пригласил к себе отметить день рождения невесты. Кое-как вчетвером прошли десять метров от кают-компании до его дома. Когда, возвращаясь от Олега, вышел из люка его дома, сразу понял, что сделал ошибку, отправившись один. Кругом ночь и ревущая белая мгла, через которую не видно даже люка, в котором я стою. Меня прижало к столбу у люка, и я с трудом уцепился за верёвку ограждения. Осмотрелся. Благоразумнее остаться. Но возвращаться не хотелось, и я пошёл. Сделал пять шагов вдоль верёвки и наткнулся на стремянку. Отпустил верёвку, и ветер тут же прижал меня к металлу стремянки. Оглянулся назад — рядом чернеет натянутый, как струна, трос, так что путь для отступления пока не отрезан. Смотрю вперёд: до дома несколько метров, но, где он, не видно. Отпускаю стремянку, наваливаюсь на ветер, переступаю ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56