И только тогда люди узнают то, что должно. А пока же все делают то, что должны. Возьми, — Иосия протянул Даниле молоток и гвозди. — Помоги мне.
— Я не могу… — прошептал Данила, задыхаясь слезами, пятясь назад.
— Но мне больше некого просить, — сказал улыбающийся Иосия. — Видишь, со мной нет никого. Ни одного ученика. Ни одного. Я один. Одни спят сном забвения, другие — бодрствуют в страхе. А эта толпа под ногами хочет видеть, но не хочет делать. Никто не придет, чтобы помочь мне. Неужели и ты откажешь Иосии, мой воин?
— Я… Я… — шептал Данила, не в силах произнести ни слова.
— Ты смотришь в мои глаза, — тихо, но уверенно продолжал Иосия. — Видишь ли ты в них грусть, печаль или страдание?
— Нет, Иосия, — прошептал Данила и заговорил вдруг быстро и уверенно: — Я никогда в жизни не видел более чистых и счастливых глаз, Иосия. Никогда! В них нет ничего, кроме силы великой радости! Ничего, кроме радости!
— Значит, я не обманываю тебя и не лукавлю? — рассмеялся Иосия. — И если прошу, значит, так нужно… Правда?
— Правда… — прошептал Данила, слезы градом катились из его глаз.
— Тогда просто помоги мне, — Иосия улыбнулся, взял Данилу двумя руками за голову и коснулся своим лбом его лба. — Просто помоги Иосии…
Вот сюда нужно будет погрузить крест… — рассказывал Иосия, показывая Даниле на яму. Он придвинул основание креста к отверстию в земле и убедился, что тот встанет туда без проблем.
— Это веревки. За них нужно будет потащить, чтобы поднять крест, — говорил Иосия, привязывая концы толстых грубых веревок к поперечной перекладине креста.
— Ты обопрешься ногами вон о тот камень, — Иосия показал на большой валун метрах в четырех от креста. — И потащишь.
Данила смотрел за приготовлениями Иосии, не понимая, что происходит. Как такое возможно? Неужели он согласился?!
— Поможешь?.. — Иосия нагнулся, поднял молоток, гвоздь и подал их Даниле.
— И нет другого пути?.. — сказал Данила, протягивая вперед дрожащие руки.
— Ты искал Скрижали, чтобы узнать истину, способную освободить людей от страха смерти, — улыбаясь все ярче, все светлее, сказал Иосия. — Сейчас ты открываешь тайну Печатей, чтобы обретенная тобой истина о победе жизни над смертью наполнилась силой. Все так? Я не ошибаюсь?..
— Нет, не ошибаешься… — замотал головой Данила, потрясенный услышанным. — Все так.
— Ты хочешь победить страх смерти, чтобы освободить людей для счастливой жизни… — говорил Иосия, а на его устах светилась одаряющая улыбка. — Так?
— Так, — с замиранием сердца ответил Данила.
— И теперь я спрашиваю тебя… — Иосия чуть склонил голову набок. — Задумайся, Данила, моей ли смерти ты сейчас боишься? Неужели ты боишься смерти того, о ком всю свою жизнь ты думал как о мертвом?.. Или, может быть, ты боишься толпы, что будет осуждать тебя? Или… Ответь себе на вопрос — не твой ли это страх смерти связывает тебе руки, не собственной ли смерти ты сейчас боишься?
Слушая эти слова Иосии, Данила пережил шок. Настоящий шок! Чего он боится? Смерти Иосии?.. Страх чужой смерти — это иллюзия, заблуждение, самообман. Достаточно сравнить его со страхом перед собственной смертью, и сомнений не останется никаких. Это разные, разные чувства! Мы переживаем за себя, когда умирает тот, кто нам дорог. В этом правда. О нем мы скорбим, да. Но мы уже не можем ему сочувствовать — он умер. Мы сочувствуем себе… Или, может быть, Данила боится осуждения? Что он-де убил Христа?.. Как вечно гонимый по земле Каин, проклятый Богом за убийство Авеля. Но разве Даниле есть до этого дело? Разве его интересует, что скажут другие? Что они знают о том, что он переживает сейчас, чтобы говорить и высказывать свое мнение? Они видели глаза Иосии, когда он просил Данилу о помощи? Нет. Они видели его глаза, когда он говорил: «Вокруг меня ни одного ученика. Одни спят сном забвения, другие — бодрствуют в страхе»? Нет, они не видели. И поэтому пусть говорят что угодно! Плевать!
Так чего же он боится?! Чего боится Данила?!
Данила посмотрел на тяжелый молоток и большой грубый гвоздь, вложенные Иосией в его руки.
Да! Он — Данила — боится собственной смерти! Да!!! В этом правда.
— Ответил?.. — рассмеялся Иосия. — И теперь скажи мне, что не позволяет тебе сделать то, о чем просит Иосия?
— Мой собственный страх смерти… — прошептал Данила. — Это мой враг останавливает меня?..
— Не враг. Твои путы… — поправил его Иосия и улыбнулся. — Страх смерти.
— Мой страх… Мои путы, — повторил Данила, и тут в его голове мелькнула шальная мысль. — Иосия, а можно, я?.. Я… за тебя.
Данила показал глазами на крест. Иосия рассмеялся:
— Данила, а если бы я любил, ты бы сказал мне: «А можно, я буду любить вместо тебя?»
— Нет, — ответил Данила. — Я бы не стал просить тебя об этом.
— Но почему же ты думаешь, что можешь просить сейчас? — улыбнулся Иосия. — Ты боишься, Данила, и хочешь ринуться навстречу своему страху. Но разве отчаяние этого поступка говорит о том, что ты победил свой страх? Нет. Броситься навстречу страху — легче простого. Раз, и все. Конец. Но конец тебе, а не твоему страху. А твои путы не ты сам, но твой страх.
Данила закрыл лицо руками. Иосия прав…
— Но ты же Бог, ты не можешь умереть… — с едва различимой надеждой в голосе спросил Данила, понимая, что это его последний шаг к отступлению, последний шаг в угоду своему страху. — Так?..
Иосия ничего на это не ответил. Он подошел к кресту, лег на него, вытянул вдоль поперечной перекладины левую руку, занес над ней огромный гвоздь и… Данила в ужасе зажмурился.
Удар!
Ни крика, ни звука больше. Абсолютная тишина. Данила открыл глаза.
— Видишь, мне будет тяжело без тебя… — Иосия смотрел на Данилу и по-прежнему улыбался, только чуть грустно, совсем чуть-чуть, едва заметно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35