Он уселся на бревно и начал читать стих. Алвин внимательно слушал, потому что в своих стихах Сказитель часто говорил важные веши.Я однажды пришел в Сад Любви Я глядел и не верил глазам:На лугу, где играл столько раз, Посредине поставили Храм.Были двери его на замке Прочитал я над ними: «Не смей!»И тогда заглянул в Сад Любви Посмотреть на цветы юных дней.Но увидел могилы кругом И надгробия вместо цветов И священники с пеньем моим наслажденьям Из вервий терновых крепили оковы О, у Сказителя был настоящий дар, потому что во время его чтения весь мир изменился перед глазами Алвина. Буйство десятков тысяч оттенков желтого и зеленого, в которые были окрашены луга и леса, напомнило ему о весне, и белизна церкви перестала казаться сияющей, а стала тусклой, известковой белизной старых костей. «Моим наслажденьям из вервий терновых крепили оковы», повторил Алвин. «Похоже, в религии ты находишь не так уж много проку».«Да я просто дышу религией с каждым моим вздохом», сказал Сказитель. «Я жажду видений и повсюду ищу следы Руки Господней. Но в нашем мире я чаше вижу следы иного. Следы блестящей слизи, которая при прикосновении обжигает. Бог редко вмешивается в наши дела сегодня, Алвин-младший, но Сатана не гнушается грязью дел человеческих».«Троуэр говорит, что его церковь — это дом Бога». Сказитель безучастно сидел, не говоря ничего. В конце концов Алвин прямо спросил его: «Ты видел следы дьявола в церкви?». За все проведенное с ними Сказителем время Алвин мог убедиться, что он никогда не лгал. Но когда Сказитель не хотел давать правдивого ответа, он читал стих. Так было и на этот раз.О Роза, ты чахнешь! Окутанный тьмой Червь, реющий в бездне, Где буря и вой, Пунцовое лоно Твое разоряет И черной любовью, Незримый, терзает.Алвин был недоволен таким уклончивым ответом. «Если бы я захотел услышать что-нибудь непонятное, то почитал бы Исаию». «Для моих ушей это настоящая музыка, парень, услышать, что меня сравнивают с величайшим из пророков».«Не такой уж он пророк, если никто не понимает, что он понаписал».«Быть может он хотел, чтобы все мы стали пророками». «Немного проку от этих пророков», сказал Алвин. «Насколько я знаю, все они помирали так же как и любой из обычных людей». Он слышал, как отец однажды говорил об этом.«Все рано или поздно умирают», сказал Сказитель. «Но некоторые из умерших продолжают жить в своих словах».«Слова никогда не остаются неизменными», сказал Алвин. «Если я сделаю какую-нибудь вещь, то эта вещь у меня останется. Вот например, если я сделаю корзину. Тогда корзина есть. Когда она изнашивается, то становится старой корзиной. Но когда я произношу слова, они могут быть кем-нибудь перевраны. Тот же Троуэр может взять слова, которые говорю я, и заставить их значить совершенно противоположное».«Подумай об этом слегка по другому, Алвин. Когда ты делаешь корзину, она никогда не станет чем-то большим, чем корзина. Но когда ты говоришь слова, они могут повторяться снова и снова и волновать человеческие сердца за многие тысячи миль от того места где ты произнес их. Слова могут распространяться, а веши — не более чем веши». Алвин попытался представить себе все это, и пока Сказитель говорил, у него в голове возникла удивительная картина. Невидимые как воздух слова вылетали изо рта Сказителя и расползались от человека к человеку. Они становились раз от раза все больше, но оставались по-прежнему невидимыми. Затем внезапно видение переменилось. Он увидел, как похожие на дрожащий воздух слова выпархивают изо рта священника, проникают во все, что их окружает, и внезапно становятся его кошмаром, страшным сном, приходящим к нему ночью и днем и вбивающим его сердце в позвоночник до тех пор, пока он сам не начинает желать смерти. Весь мир заполнялся невидимым дрожащим ничто, всюду проникающим и все разрушающим. Алвин мог видеть, как оно, огромное как шар, катится к нему, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Из своих прежних кошмаров он знал, что даже если он сожмет кулаки, оно все равно истончившись просочится сквозь его пальцы, и даже если он закроет рот и глаза, оно будет давить на его лицо и сочиться в нос и уши и… Сказитель тряс его. Тряс сильно. Алвин открыл глаза. Дрожащий воздух ускользнул за пределы видимого. Алвин всегда чувствовал, что оно находится там, едва-едва скрывшись за пределами зрения, чуткое как ласка, готовое ускользнуть, стоит ему повернуть голову.«Что с тобой случилось, парень?», спрашивал Сказитель.«Ничего», сказал Алвин.«Не говори ерунды», сказал Сказитель. «Я видел, как внезапно страх охватил тебя, будто тебе явилось какое-то кошмарное видение». «Это было не видение», сказал Алвин. «Однажды у меня было видение и я знаю, что это такое».«Да?», спросил Сказитель. «И что же это было за видение?» «Сияющий Человек», сказал Алвин. «Я никому о нем не рассказывал и мне не хотелось бы говорить об этом сейчас».Сказитель не настаивал. «Ну хорошо, если то, что ты видел сейчас, не видение, тогда что это такое?».«Да ничего». Это был правдивый ответ и в то же время он знал, что это не ответ вовсе. Но ему не хотелось отвечать. Обычно, что бы он не говорил людям, они только смеялись над ним, говоря, что он еще совсем ребенок и тревожится из-за пустяков.Но Сказитель не позволил ему уклониться от вопроса. «Я искал настоящее видение всю свою жизнь, Ал-младший, а ты видел одно из них прямо здесь и сейчас, при ярком свете, своими широко раскрытыми глазами ты видел что-то настолько страшное, что от страха почти перестал дышать, неужели же ты не расскажешь мне теперь об этом?»«Я же сказал! Просто ничего!». Затем, тише: «Это было ничто, но я мог его видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81