Мы последовали за ним. Хозяин дома был в темно-синем вельветовом пиджаке с золотой вышивкой на рукавах. Ночью его волосы казались темнее, вокруг глаз разбегались морщинки, создавая впечатление постоянного веселья.
– Бронсон, – поинтересовалась мать, – ты за нами шпионишь?
– А ты сомневаешься? – Он подхватил мать под руку. – Я увидел свет фар вашего лимузина и вышел навстречу. Бедный Ливингстон стоит в холле навытяжку уже минут двадцать, дожидаясь, когда можно будет расслабиться после встречи гостей.
Мать вежливо рассмеялась.
– Ливингстон, – Бронсон пояснил для меня и Джимми, – мой дворецкий. Он служит у меня дольше, чем я живу. Он работал еще у моего отца. – Словно о чем-то вспомнив, Бронсон пожал руку Джимми. – Добро пожаловать. А вы, – он провел взглядом по моей фигуре, – прекрасно выглядите, как мать, так и дочь.
– Кто-то беспокоился об обеде, – проигнорировав последнюю реплику, бросила мать.
– О, извините, тогда вперед, – Бронсон указал рукой на красивый дом.
Когда мы вошли, Ливингстон стоял навытяжку. Это был высокий пожилой мужчина, прошедший «школу английских лакеев». Его волосы были белыми, а глаза бесцветно-голубыми.
– Добрый вечер, Ливингстон, – улыбнулась мать.
– Добрый вечер, мэм, – поклонился дворецкий.
– Мистер и миссис Лонгчэмп, – представил нас Бронсон, и дворецкий в очередной раз поклонился.
– Привет, – сказала я.
– Салют, – бросил по-свойски Джимми.
Ливингстон вернулся и закрыл дверь, я же переключила свое внимание на интерьер. Пока мы следовали за Бронсоном, я заметила на стенах картины от Ренессанса до модерна. Чувство цвета и вкус проявлялись во всем, и в стенах, затянутых коричневым вельветом, и в темных паркетных полах. Мы прошли мимо библиотеки, заставленной множеством книг в дорогих переплетах, богатую мебель дополняли столы и стеллажи темного дуба. Бронсон продемонстрировал свой кабинет с портретами родителей над рабочим столом. Он был поразительно похож на свою мать. Кроме того, она мне еще кого-то очень напоминала, но я не могла понять – кого же.
Она была несколько полноватой. Светло-каштановые волосы, свободно спадающие на Плечи, несколько детский овал лица, зеленые глаза и загадочная улыбка. На портрете она сидела в старинном кресле, красивые руки лежали на подлокотниках, но во всей фигуре чувствовалась некая напряженность. По-моему, она чувствовала себя не очень комфортно.
Я посмотрела на Бронсона и увидела, что он тоже смотрит на портрет, изображающий юную леди, крайне похожую на мать, только еще больше напряженную. Я подумала, что это его сестра. На губах мистера Алькота играла мягкая улыбка.
– Это моя сестра Александра, – подтвердил он мою догадку.
– Она очень мила.
– Была. Она скончалась около двух лет назад.
– Извините.
– Что с ней произошло? – полюбопытствовал Джимми.
– Вы видите даже на портрете ее страдания. Ее буквально разрушала боль. Ей было очень сложно позировать. Но она так хотела этого... – Воспоминания вызвали улыбку на губах Бронсона.
– Такие трагедии могут вызвать депрессию, – вставила мать.
– Что? Да-да, конечно. Бедный Рэндольф тоже недавно отошел в мир иной, – согласился Бронсон.
– Не говорите хоть сегодня о смерти, – взмолилась мать.
– Хорошо, – кивнул Бронсон, – позвольте показать вам комнату отдыха.
Мы продолжили осмотр, поднялись на балюстраду и оказались в комнате, уставленной элегантной французской мебелью. Осмотрели кухню, где два повара занимались приготовлением мяса. Аромат был восхитителен.
– Теперь в столовую.
Мы прошли по коридору и оказались в помещении гигантских размеров. Окно в нем тянулось вдоль всей стены и было уставлено розами. Висели тяжелые голубые шторы. В центре стоял стол, сервированный на двенадцать персон. Вместо стульев – высокие темные кресла. Бронсон подошел к столу и поднял бокал.
– Я хотел бы произнести тост, – он посмотрел на меня. – Я многое знаю и многое понимаю, в общем... Перед нами сидит новая хозяйка побережья Катлеров. Отель всегда процветал, и я... Я хочу поднять тост за процветающий отель.
– Но, Бронсон, как мы можем выпить за отель, тосты поднимают за людей, а не за строения, – усмехнулась мать.
– Хорошо, – легко согласился Бронсон. – Тогда выпьем за двух прекрасных дам с побережья.
– Это тост, – согласилась мать, и мы выпили.
Стоило нам опустить бокалы, как их снова наполнили.
На огромном блюде в центре стола возлежали аппетитные куропатки, окруженные испанским салатом «радиццио» и французскими деликатесами, остальные блюда были столь же великолепны. Я позавидовала Бронсону и захотела перенять этот стиль для своего отеля.
– Я уверена, что Насбаум мог бы сразиться с вашими кулинарами, он великолепный повар, – сказала я.
– Зависть – плохое чувство, – игриво погрозила мне пальцем мать.
Потом мы перешли к следующему столу. Он был сервирован сладкими блюдами, в причудливые бокалы был налит апельсиновый сок. Сменился и сорт вина.
Выбор десерта, судя по всему, делался по вкусу матери, и мы с Джимми были к нему несколько равнодушны. Мы только мечтали поудобней устроиться в креслах и немного передохнуть. Небо вняло нашим молитвам, подали кофе, и мы перешли за большой стол.
– Может быть, после обеда немного прогуляемся, не выпуская бокалы из рук? – предложил Бронсон.
– Хорошо, – согласился Джимми; расслабленность после еды, похоже, ему была незнакома.
– Я, пожалуй, пас, – попробовала отговориться я.
– Я тоже, – поддержала меня мать.
– Уверяю, это будет приятно, тем более желание хозяина дома – закон для гостей. Прошу, – мистер Алькот встал и подошел к боковой двери в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101