— Как только документы будут готовы, я перешлю их вам по почте. Можете не сомневаться: это будет настоящее произведение искусства!
— Отправьте их заказной бандеролью.
— Не беспокойтесь, — отозвался толстяк. Хамфри не двигался с места, пока «шевроле» не скрылся за поворотом дороги. Затем он медленно направился к своему лимузину. Шофер распахнул перед ним дверцу.
— Дай мне его, Элтон! — протянула руки госпожа Хамфри.
Он передал ей ребенка. Дрожащей рукой она откинула простынку с лица младенца.
— Мисс Шервуд, — едва слышно прошептала она. — Взгляните!..
— Просто красавчик, госпожа Хамфри. — У няни был мягкий, приятный голос. — Позвольте мне...
Она взяла ребенка, положила на сиденье и развернула одеяло.
— Мисс Шервуд, он упадет! Няня улыбнулась.
— Мистер Хамфри, передайте мне, пожалуйста, этот мешок.
— Почему он плачет?
— Если бы вы лежали в мокрых пеленках, были голодны и имели всего одну неделю от роду, миссис Хамфри, вы тоже известили бы об этом весь мир, — ответила няня. — Сейчас, моя крошка! Ты будешь чистеньким и сухоньким в одно мгновение!.. Генри, включите отопление и согрейте эту бутылочку. Мистер Хамфри, закройте-ка дверцу, пока я перепеленаю юного мистера Хамфри.
— Мистер Хамфри! — смеялась и плакала одновременно Сара Хамфри, а ее муж, казалось, не мог оторвать глаз от извивающегося маленького тельца. — Элтон, у нас сын, сын!..
— Ты действительно очень возбуждена, Сара. — Элтон Хамфри был явно рад этому обстоятельству.
— Няня, давайте не будем пользоваться вещами из мешка, хорошо?.. Мы уже купили тебе красивые новые вещи, малютка!
Миссис Хамфри дернула замок-молнию сафьянового чемодана. Он был полон присыпок, мазей, стерильных бинтов, ваты, медикаментов. Няня молча достала из чемодана баночку с детской мазью и коробку с присыпкой.
— В первую очередь мы попросим педиатра из Гринвича обследовать его... Элтон!
— Да, дорогая?
— А вдруг доктор найдет, что он не такой... не такой, как нам о нем говорили?
— Послушай, Сара, ты сама прочитаешь все его бумаги.
— Но, не зная, кто его родители...
— Неужели мы снова будем возвращаться к этому, моя дорогая? — терпеливо возразил муж. — Я и не желаю знать, кто его родители. К тому же это может быть чревато неприятностями. Нам известно, что ребенок англосаксонского происхождения, что у него нет никаких наследственных болезней, ни слабоумия, ни криминальных наклонностей. Имеет ли остальное хоть какое-нибудь значение?
— Думаю, что нет, Элтон. — Его жена мяла в руках перчатки. — Няня, почему он не перестает плакать?
— Потерпите немного, — произнесла мисс Шервуд под аккомпанемент детского крика. — Генри, бутылочка, наверное, согрелась.
Шофер протянул ей бутылку. Она отвернула алюминиевый колпачок, стряхнула немного молока себе на ладонь и затем осторожно вложила в ротик ребенку резиновую соску. Плач мгновенно оборвался. Малютка принялся яростно сосать.
Миссис Хамфри как завороженная смотрела на него.
Элтон К. Хамфри произнес почти весело:
— Генри, обратно на остров.
Старик повернулся в постели, и его обнаженные руки протянулись к падавшему откуда-то свету. То ли это был не такой свет, то ли он падал не оттуда? Или еще не рассвело?
Затем, услышав шум прибоя, старик вспомнил, где находится, и закрыл глаза. Это была приятная комната со старинной сборной мебелью; здесь царил соленый запах, ржавые креветки покачивались на обоях цвета морских водорослей. Бледно-голубые волнистые линии текли по стенам, мешая старику сосредоточиться.
Еще держалась ночная прохлада, но солнечные лучи, отражавшиеся от поверхности моря, уже ударяли в стены, словно волны. Через два часа здесь будет нечем дышать.
Ричард Квин открыл глаза и несколько мгновений разглядывал свои руки. «Как у трупа», — подумал он. Изношенные веревки мышц и кости в сморщенной оболочке вместо кожи. Но в них еще была
жизнь, они все еще могли постоять за себя, все еще могли быть ему полезны. Он приблизил к глазам пальцы, разглядывая набрякшие суставы, морщинистую кожу, поры, похожие на пятнышки грязи, поросль седых волосков; потом снова закрыл глаза.
Было еще рано, почти так же рано, как в те дни, когда он вставал, чтобы идти на работу. Будильник начинал звонить, когда он уже был на ковре, проделывая свои ежедневные пятьдесят жимов на руках, зимой и летом, при зеленом весеннем свете или при сером рассвете осени. Бритье, горячий компресс и холодный душ при плотно закрытой двери в ванную, чтобы не разбудить сына. Завтрак, разогретый на плите. Телефонный звонок помощника, докладывающего о всех происшествиях за ночь. Машина у подъезда с сержантом-шофером. По дороге он слушал полицейское радио — так, на всякий случай. Может быть, прозвучит и непосредственное обращение к нему из радиофона с верхнего этажа большого, увенчанного золотым куполом здания на центральной улице. Вот и его кабинет... «Какие новости?» Распоряжения. Корреспонденция. Бумаги. Ежедневная сводка по телетайпу. Построение в девять часов. Доклады... Это было его жизнью.
«Трудно изменить привычкам, обретенным в течение всей жизни, — подумал он. — Просто невозможно. О чем думают старые клячи, пережевывающие солому своей отставки? О скачках, которые они выиграли! О скачках, которые они все еще могут выиграть, дай им только возможность принять в них участие?..
Молодежь занимает их места... Так всегда, всегда. А многие ли из них могут пятьдесят раз подряд отжаться на руках? Даже из тех, кто вдвое моложе его? Но они там, ожидают похвал и благодарностей в случае удачи — и похорон за счет департамента, если получат пулю в сердце или удар ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65