“Не люби то, что не сможешь сохранить. Не желай того, что не можешь получить. Не нуждайся в том, из-за чего можешь умереть”.
Даже Карла не могла пробиться сквозь эту стену. После самоубийства Ричарда она была рядом с Квентином постоянно – любящая, верная, не сомневающаяся в том, что любовь, секс, мечты помогут не только ей, но и ему. А Квентин не вспоминал о Карле, если ее не оказывалось рядом. Квентин рассматривал свое отражение в зеркале и спрашивал себя, как ему удается сохранять хладнокровие. Это было своего рода знаком. Если он отгородился от всех, то защищен и от отцовского проклятия.
Джои Арайза передал матери все коробки с архивом отца. Она начала разбирать его наброски и заметки, кое-что записывая в рабочем блокноте.
– Я намерена пропагандировать работы мужа, – заявила она Джои, взиравшему на нее с восхищением. – Его наследие не только переживет нас, оно будет преумножено. Я вам обещаю.
– Они еще убедятся в том, что он был гением, – убежденно ответил Джои.
Вдова Ричарда Рикони посмотрела на него, не мигая, и торжественно кивнула. У Анджелы появилась возможность устремиться вперед, она нашла для себя цель в жизни. Письмо, написанное ею в колледж Маунтейн-стейт, находящийся в Тайбервилле, штат Джорджия, гласило:
“Мне приятно думать о том, что самая лучшая работа моего мужа украшает ваш студенческий городок. Я уверена, что последние десять лет она была предметом восхищения и обсуждения. Мой муж недавно трагически погиб, но его душа, его цели и его наследие будут жить в его монументальных творениях, таких, как эта медведица. Просматривая его записи, я обнаружила, что он дал скульптуре название “Квинтэссенция мудрости”. Фантастическое название напомнило мне, что он был наделен не только талантом, но и чувством юмора. Не могли бы вы сообщить мне, как поживает “Квинтэссенция мудрости”? Я буду очень признательна, если вы пришлете мне фотографии и истории, связанные с этой работой”.
Как-то вечером Квентин вернулся после долгой прогулки и нашел мать сидящей на ступенях крыльца. Миссис Зильберштейн обнимала ее и успокаивала. Анджела выглядела совершенно убитой.
– Что случилось? – спросил Квентин.
– Эти недоноски из второсортного колледжа огорчили твою мамочку, вот что! – горячо ответила миссис Зильберштейн.
Мать протянула ему письмо, полученное ею от администрации колледжа.
“Уважаемая миссис Рикони,
с сожалением вынуждены сообщить вам, что после недавней кончины миссис Герберт Дж. (Бетти) Хэбершем заказанная ею скульптура медведицы была вывезена из студенческого городка и уничтожена. Администрация колледжа не может предоставить вам никаких фотографий и никакой информации ни сейчас, ни в будущем”.
– Я так мечтала снова увидеть ее, – уже спокойно произнесла Анджела. – Мне так хотелось, чтобы ею восхищались, чтобы о ней говорили.
Квентин положил письмо ей на колени.
– Я бы привез ее тебе, если бы только смог, – попытался он утешить мать.
Молодость, надежды, утраченное счастье, любовь – он бы вернул все это матери, если бы был в силах.
Детство Квентина началось и закончилось этой самой медведицей.
В самом начале марта, холодной ночью, Квентин угнал “Ягуар” из гаража на Манхэттене. Он возвращался в Бруклин по мосту на длинной, серебристо-серой машине, рассуждая вслух о том, что предпочел бы судьбу своего прадеда, сорвавшегося с этого моста, если бы его настигали копы. Квентин свернул в переулок к подпольной мастерской, громко посигналил, вылез из машины и встал у стены, дожидаясь, пока Маршалл, владелец гаража, откроет ему ворота.
Что-то он не торопится, подумал Квентин. Он достал серебристую зажигалку из кармана черной куртки и щелкнул крышкой. Звук отозвался долгим эхом от кирпичных стен. Квентин оцепенел. Это не его зажигалка, это отзвук выстрела… Он все понял, но было уже слишком поздно.
– Не двигаться! Полиция! – прозвучал совсем рядом чужой грубый голос.
Яркий свет фонаря ударил Квентину в глаза, ослепляя, но он еще успел услышать топот множества ног. Полицейские высыпали из парадного возле гаража. Он чисто инстинктивно рванулся к улице, но увидел еще троих, бежавших ему навстречу.
Квентин остановился. Полицейские ударили его, повалили на землю. Он ощутил острую боль в челюсти, рот наполнился кровью. Копы сидели на нем, упираясь в него ногами, каблуки их ботинок впивались ему в поясницу. Они заломили ему руки за спину и защелкнули наручники.
Внезапно все расступились, и Квентин смог дышать свободнее. Он сумел чуть приподнять голову, и его взгляд уперся в отполированные до блеска носки ботинок Альфонсо Эспозито. Отец Карлы присел на корточки рядом с ним. У детектива было серьезное, длинное лицо, седые виски и неоднократно переломанный нос. При этом Альфонсо всегда говорил и одевался с действующей на нервы элегантностью.
И теперь голос детектива Эспозито звучал очень тихо и удручающе бесстрастно:
– Я давно подозревал тебя, но не хотел ничего говорить твоей матери. Вчера я обнаружил у Карлы деньги, которые ты ей дал. Она мне ничего не сказала, но я не настолько глуп. На этот раз я помогу тебе выйти сухим из воды. Но ты должен принять мои условия. Я за этим прослежу, и делаю это только ради твоей матери. Она классная леди, верит в тебя, а ты разбиваешь ей сердце, как и твой папаша. Хотя мне следовало бы убить тебя за то, что ты впутал в это мою дочь.
– Убивайте, – прохрипел Квентин со странным безразличием и опустил голову на окровавленную мостовую.
* * *
– Неужели кодекс честного человека, которому я пыталась тебя научить, оказался таким сложным, что ты не можешь ему следовать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112