— пискнула тоненьким звонким голоском старшая из Мюрхэдовых девиц, подпрыгнув от восхищения, отчего оборки ее юбочки взлетели вверх, открыв муслиновые панталончики и пухлые ножки. — Мама, правда, на столе все чудесно?
— О… Ну, пожалуй, — согласился Персиваль Артур, и его веснушчатое лицо осветилось законной гордостью. — Мы с Джоном пошли и купили все это у Вулворта на Тоттенхэм Корт-Роуд. — Взяв на себя функции хозяина дома, он начал руководить гостями, которые растерянно моргали, не в силах опомниться от потрясения его первым опытом в области оформления интерьера. — Пожалуйста, прошу к столу. Я сяду здесь, рядом с моим тортом. Джой будет разливать чай. Вы не против? Мне кажется, это будет замечательно: вам нужно попробовать себя в роли хозяйки дома. Тетя Ида — сюда… Одна из малышек — сюда…
Тут все три Мюрхэдовы девицы заговорили одновременно, и, хотя они спорили вполголоса, впечатление было такое, что в комнате — стайка дерущихся попугайчиков. «Это я хотела здесь сесть!» — «Нет, я хотела!» — «Я сяду с Персивалем Артуром!» — «Нет, Мэвис, я!» — «Я младшая…» — «Я старшая…» — «А я его больше люблю, я должна сидеть с ним!»
(«Леди! — взревел граммофон. — Вы сошли с ума!»)
— Старина, может быть, выключить эту штуку? — очень напряженным голосом предложил Траверс.
— Я не возражаю, — важно ответил Персиваль Артур и слегка нахмурился, впрочем, вполне благодушно взглянув на спорящих девочек. Победила пухленькая Мэвис Мюрхэд, которая попросту тихонько пробралась к месту рядом с кузеном и удобно на нем устроилась. — Тетя Ида там? Леди Мелдон рядом с дядей Рексом. Или там хочет сидеть Джой?
— Боже упаси! — вырвалось у Джой. Персиваль Артур согласился:
— Что ж, скоро вы все время будете вместе — навечно, так что надо пользоваться случаем посидеть в сторонке, пока это возможно, как сказал древний философ. Хотите, я переставлю эти цветы, чтобы он мог видеть вас? Ведь этот роскошный пир наполовину в вашу честь. Нравятся вам эти букеты? Чайные розы — любимые цветы Джой. Их великолепно оттеняют оранжевые ноготки и ярко-розовый душистый горошек. Честно говоря, мы предпочитали все-таки цветы поярче. Разве для помолвки нужны только белые цветы, как для свадьбы, крестин, похорон и так далее?
Джой хотелось верить, что она не слишком вызывающе весело присоединилась к дружному хохоту, встретившему эти слова Персиваля Артура. Занимаясь тем, что она называла «упражнениями с чашками, спиртовкой и кипятком», она благодарила Бога, что так хорошо держится. Пока ни одна из этих матрон даже не заподозрила, что она вовсе не традиционно смущенная невеста, обыкновенная «миленькая» девушка, которая «добилась своего», которой «повезло» и все такое. Она поздравляла себя с тем, что пока не сделала ни одной ошибки. Но, увы, пожалуй, рано. Надо было постучать по дереву. В ее похвалы себе вторгся голос, произнесший слово, от которого она едва не вышла из роли:
— Медовый месяц?
6
Джой на секунду задохнулась, как от удара под дых. Словосочетание это произнесла леди Мелдон, та самая глуховатая, полная, величественная дама (она была одной из самых ценных пациенток доктора Траверса). Днем раньше Персиваль Артур торопливо объяснил:
— Я вынужден был пригласить ее на день рождения, потому что ее племянник был так любезен, что возил меня после операции в Бруклэндс в своем лимузине. Он тоже придет. Вы не возражаете, если она поглазеет на обрученную пару в свою лорнетку? Я знаю, что нет, так что не возражайте!
Как и предвидел Персиваль Артур, леди Мелдон смотрела на нее через свой эдвардианский лорнет. Джой не возражала. Джой, просто ничего не замечала. Ей показалось, что она опять слышит голос Джеффри: медовый месяц мы проведем в Итальянских Альпах. О дорогая, мы будем очень счастливы! С этим покончено. Здесь, на приеме по случаю своей помолвки, Джой чувствовала себя, как узник в темнице, украшенной, словно ночной клуб для гала-представления, в темнице, пахнущей конфетами и свежеразрезанным шоколадным тортом, в темнице, полной улыбающихся чудовищ, одно из которых с материнской заботливостью поинтересовалось, решили ли уже они с дорогим доктором Траверсом, где проведут свой медовый месяц. В этот момент Персиваль Артур как раз выключил граммофон, и над столом нависла тишина, все на мгновение перестали разговаривать, и эту тишину разорвал голос Джой:
— Не будет никакого медового месяца!
Эти слова прозвучали неестественно громко, так что даже глуховатая леди смогла расслышать их, не говоря уже обо всех остальных. Все — от майора Мюрхэда до самой младшей из его дочерей — повернули головы к Джой. Девушке страстно захотелось, чтобы ее стул во главе стола провалился сквозь пол, в тартарары, на кухню к кухарке, чтобы навсегда исчезнуть с глаз долой, потому что все эти люди уставились сейчас в немом изумлении (так, по крайней мере, воспринимала это Джой) на самую эксцентричную из невест.
— Но, мамочка! Разве месяц может быть медовым? — пискнула младшая из Мюрхэдовых девиц, и бедная Джой почувствовала, что ее щеки запылали, а сердце лихорадочно забилось. «Это страшная пытка. Я не вынесу больше ни секунды. Сейчас выйду как бы к телефону и уже не вернусь. Это предел, я больше не могу», — думала она. На глаза навернулись слезы ярости и смущения, и она раскрыла глаза шире, чтобы не дать им упасть, опозорив ее напоследок.
В эту минуту ее глаза встретились с голубыми спокойными глазами доктора Рекса Траверса.
Его потрясло то, что он прочел в ее глазах. В них были безнадежность, печаль, почти отчаяние. Он уже видел у нее такой взгляд. Ему стало искренне жаль ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101