OCR Буся
«фантастический альманах «Завтра», третий»: «Текст», при участии «РИФ»; Москва; 1991
ISBN 0869-3951
Аннотация
Василий ЛОБОВ (1950) — московский прозаик, поступившийся ради литературы всем, даже высшим образованием. Пишет очень давно, но первая его публикация — повесть «Ничего особенного» вышла в свет лишь в 1991 году
"В то утро я проснулся ни свет ни заря — фонари на нашем девятом ярусе тлели всего вполнакала, — и было еще слишком рано, чтобы идти на службу. Несколько долгих минут я лежал неподвижно, рассматривая глазами полосатые пузыри вздувшейся на потолке штукатурки, потом повернулся на левый бок и стал смотреть на шикарное убранство моего шикарного однокомнатного дворца: на шикарный пластмассовый стул с поломанной ножкой, на шикарный стол, покрытый шикарной бело-черной скатертью с обтрепанными и кое-где отвалившимися шикарными кисточками, на собственный местами лоснившийся шикарный фрак, который висел на шикарном гвозде, вбитом в дворцовую дверь… В желудок лезли самые разные мысли, я с силой пытался их от него отогнать, они не отгонялись… и мне казалось! Мне казалось, что мой шикарный дворец не такой уж и шикарный. Мне казалось, что печальна вечная песня радости Железного Бастиона. Мне даже казалось, что я несчастлив. "
Василий Лобов
Дом, который сумасшедший

роман
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В то утро я проснулся ни свет ни заря — фонари на нашем девятом ярусе тлели всего вполнакала, — и было еще слишком рано, чтобы идти на службу. Несколько долгих минут я лежал неподвижно, рассматривая глазами полосатые пузыри вздувшейся на потолке штукатурки, потом повернулся на левый бок и стал смотреть на шикарное убранство моего шикарного однокомнатного дворца: на шикарный пластмассовый стул с поломанной ножкой, на шикарный стол, покрытый шикарной бело-черной скатертью с обтрепанными и кое-где отвалившимися шикарными кисточками, на собственный местами лоснившийся шикарный фрак, который висел на шикарном гвозде, вбитом в дворцовую дверь…
В желудок лезли самые разные мысли, я с силой пытался их от него отогнать, они не отгонялись… и мне казалось! Мне казалось, что мой шикарный дворец не такой уж и шикарный. Мне казалось, что печальна вечная песня радости Железного Бастиона. Мне даже казалось, что я несчастлив.
— Ты что это, а, братец Пилат III, совсем ополоумел?! — наконец рявкнул я сам на себя шепотом. И помотал короной.
От мотания короной казаться мне стало немножко меньше, но тут я вспомнил свой сон, вскочил с кровати и заглянул в буфет. Заветная бутыль была пуста, а в серой бронированной коробке, где у меня хранилась пыльца, не оказалось ни одного пакетика. Тогда я быстро оделся, внимательно осмотрел себя в зеркало — глаза были спятившими — и выбежал на улицу.
Его я приметил издали. Прижав ладонь к уху на голове, он сидела на разбитом пороге обшарпанного шикарного дворца в переулке, за которым находился ближайший эскалатор, и на этой самой голове абсолютно не было никакой короны.
Отсутствие на его голове короны сразу же бросилось мне в ум. Я было решил, что это — счастливчик, но ум подсказал мне, что вряд ли: во-первых, на нижних ярусах счастливчики никогда не прохлаждались без дела; во-вторых, время счастливчиков уже кончилось, но главное, его лицо было очень и очень печальным, таким же печальным, как показавшаяся мне сегодня с утра печальной вечная песня радости Железного Бастиона. Приблизившись почти вплотную, я увидел, что край короны высовывался из черной блестящей сумочки, лежавшей у него на коленях ног.
Он повернула лицо в мою сторону. Его глаза на лице были такими же спятившими, как мои в зеркале.
С минуту мы молча друг друга рассматривали: я — засунув руки в карманы фрака, который был на мне, и беспокойно перебирая пальцами кругляшки монет, он — не отнимая ладонь от уха. Ему было холодно, он дрожала. Он была красивая. Скоро мне стало окончательно не по себе, захотелось уйти, убежать, но хотелось остаться. Наконец я сказал:
— Думал, что ты счастливчик.
— Нет. — Голос у него был совсем не громкий.
— Почему же ты без короны?
— Мне так нравится.
— Лучше надень, еще кто увидит…
— Пусть.
— Как это… пусть?
— Пусть смотрят.
— Ну ты даешь… Что ты тут делаешь?
— Ничего. Сижу, слушаю музыку. — Он протянула мне часы с поднятой крышкой. Странные часы.
Я взял их в руку. Из часов что-то пиликало.
— Нравится?
Я пожал плечами фрака.
— Наверное, ты никогда не слышал настоящую музыку. Возьми их себе.
— Очень дорого?
— Нет, — улыбнулась он. Его губы были странными: некрашеными. — Часы я тебе дарю.
— Дарю? — переспросил я.
— Теперь они твои.
— Мои? А сколько я тебе должен?
— Я же сказала: дарю! Дарю, значит, даю, не требуя денег.
— Это подачка? За что?
— Ни за что. Ты мне нравишься, ясно?
Мне было неясно, но спорить я не стал — щелкнул крышкой и убрал часы во фрак.
— Ну ты чудная… — сказал я.
А он вдруг спросила:
— С тобой это часто бывает?
— Что? — не зная, бежать или пока нет, прошептал я.
— Да это, когда начинает казаться?
Если я не побежал, то только потому, что ужас сковал все мои ноги, которых у меня две штуки. Бежать со скованными ужасом ногами я не решился. Да и он перевела наш разговор на другую тему:
— Хочешь пыльцы? — И вытащила из сумочки пакетик.
Я взял его в руку и надорвал…
— А ты?
Он покачала головой, странной такой головой, головой, на которой абсолютно не было никакой короны.
— С сегодняшнего дня я с этим покончила.
— Почему? — удивился я.
— Не хочу больше одурять себя разной гадостью.
И снова я ничего не понял…
— Гадостью? Почему?
— Да потому что пыльца и божественный нектар делают из нас идиотов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60