В руках Маккензи держал кожаную папку, которую и положил себе на колени, без приглашения усевшись напротив.– Чем могу служить, инспектор?– Кое-что хотелось бы прояснить.– Труп идентифицировали?– Пока нет.Он вынул из кармашка коробочку с мятными лепешками и кинул одну в рот. Я ждал. Мне достаточно приходилось видеть полицейских, чтобы разучиться нервничать, пока они ведут свою игру.– А я-то думал, что таких мест уже не осталось. Ну, вы понимаете: мелкий семейный доктор, обходы на дому, всякое такое прочее, – сказал он, оглядывая комнату.Его глаза остановились на книжных полках.– О, масса книжек по психологии. Интересуетесь, значит?– Это не мои. Моего партнера.– Угу... И сколько же пациентов у вас на двоих?Интересно, куда он клонит?– Я бы сказал, пятьсот – шестьсот.– Неужто так много?– Поселок невелик, но участок большой.Он кивнул, будто мы беседовали о самых обычных вещах.– В большом городе все несколько по-другому, да?– Пожалуй.– Скучаете по Лондону?Теперь ясно, что за этим последует. И опять-таки удивляться нечему. Как под грузом, заныли плечи.– Может быть, скажете, зачем пришли?– После нашего вчерашнего разговора я навел кое-какие справки. Все-таки полицейский, знаете ли.Он холодно уставился мне в лицо.– У вас впечатляющая биография, доктор Хантер. Никак не ожидал такого от деревенского врача.Расстегнув молнию на папке, инспектор принялся демонстративно копаться в бумагах.– Медицинский диплом, затем докторская по антропологии, да еще какая... Потом стажировка в Штатах, в университете Теннесси. И возвращение в Англию на должность судмедэксперта-антрополога. – Он склонил голову набок. – Вы знаете, я даже не совсем понимаю, что это за штука такая, судебная антропология, а ведь прослужил в полиции лет двадцать. «Судебная» – оно, конечно, понятно. А вот «антропология»? Я-то всегда думал, что это когда изучают древние кости. Типа археологии. О том, как бежит мимо нас скоротечное время...– Кстати, не хотелось бы вас подгонять, но меня все-таки пациенты ждут.– О, я вас не задержу ни на лишнюю секундочку. Итак, копаясь в Интернете, я нашел кое-какие ваши статьи. И заглавия такие любопытные...Он вытащил листок бумаги.– "Роль энтомологии в датировке смерти". «Химия разложения человеческого трупа».Маккензи опустил распечатку.– Тонкая материя, не каждому по зубам... Словом, я позвонил одному своему другу в Лондон. Он инспектор в столичном управлении. Оказывается, он о вас наслышан. Сюрприз-сюрприз! Вы, судя по всему, работали консультантом по целому ряду дел из разряда особо тяжких. Да еще в нескольких подразделениях: Англия, Шотландия, даже Северная Ирландия. Мой приятель сказал, что вы – один из немногих дипломированных судебных антропологов во всей стране. Работали на массовых захоронениях в Ираке, Боснии, Конго. Да вы сами лучше меня знаете где... По его словам, когда речь идет о человеческих останках, вы, как говорится, «то, что доктор прописал». Не просто идентификация, а сколько прошло времени, отчего люди погибли... Он сказал, будто ваша работа начинается там, где опускают руки патологоанатомы.– К чему все это?– Да к тому, что мне не дает покоя одна мыслишка: почему вы вчера об этом умолчали? А ведь вам было известно, что найден труп; вы сами подозревали, что это могла быть одна из местных жительниц, и отлично знали, что личность погибшей нам надо установить до зарезу быстро.Голоса Маккензи не повышал, хотя лицо побагровело еще больше.– Моему другу в управлении все это показалось весьма странным, если не сказать больше. И что же у нас получается? Я, старший следователь, кому поручено дело об убийстве, лицезрею перед собой одного из крупнейших судмедэкспертов, который разыгрывает из себя участкового врача-терапевта.Я не преминул мысленно отметить, что он наконец-то произнес слово «убийство».– Я и есть терапевт.– Да, но не только! Отчего такая таинственность?– Оттого, что моя прежняя профессия в данном случае роли не играет. Сейчас я просто врач.Маккензи задумчиво разглядывал меня, будто решая, нет ли здесь какой шутки.– После того звонка я еще кое-где справлялся. Мне известно, что вы работаете терапевтом лишь последние три года. Оставили судебную антропологию и появились у нас после того, как ваши жена и дочь погибли в автокатастрофе. Пьяный водитель второй машины отделался легким испугом.Я сидел неподвижно, как камень. У Маккензи хватило такта хотя бы внешне казаться смущенным.– Не хотел я бередить старые раны, да если бы вы вчера были со мной откровенны, до этого, наверное, не дошло бы. В конце концов, дело в том, что нам нужна ваша помощь.Я знал, что он ждет от меня вопроса «какая именно?», но задавать его не стал. Так или иначе, инспектор продолжил:– Состояние трупа затрудняет идентификацию. Нам известно, что это женщина, и только. И до тех пор пока не будет установлена личность, у нас связаны руки. Мы не можем начать полномасштабное расследование, пока на сто процентов не будем знать, кто же жертва.Против своей воли я вступил в разговор:– Вы сказали «на сто процентов». У меня впечатление, что на девяносто девять вы все же уверены.– Мы до сих пор не можем отыскать Салли Палмер.Да, этого я ожидал, хотя все равно испытал шок оттого, что подозрения оправдались.– Кое-кто припомнил, что она приходила в кабачок на барбекю, да пока что нет ни одного, кто мог бы сказать, что видел ее после того вечера, – продолжил Маккензи. – Прошло почти две недели. Мы взяли образцы ДНК у трупа и из ее дома, однако результаты появятся не раньше чем через неделю.– Что с отпечатками пальцев?– Никакой надежды. И мы пока что не можем сказать: то ли разложение зашло так далеко, то ли подушечки пальцев срезали нарочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16