Он бил с остервенением, бил до тех пор, пока не почувствовал, как размякли у него под руками все кости лица. Теперь человек шевелился, только когда Тэккер теребил его.
Кто-то со словами: «Довольно, тут делать больше нечего», — подхватил Тэккера и поднял его на ноги. Он услышал, как Макгрэди кричал: «Уберите фотоаппараты! Разбейте фотоаппараты!» и догадался, что фотоаппараты направлены на него. Он поспешил отвернуться. Он увидел человека, которого только что избивал, и по тому, как странно и нелепо были раскинуты ноги, понял, что забил его до смерти.
— Так ему и надо, — сказал он. Потом, обернувшись к стоявшему рядом с ним парню из отряда, схватил его за плечо и крикнул: — Сам напросился! — Тот не ответил.
На углу, напротив, Тэккер заметил группку людей. Они что-то кричали ему. В ста шагах позади них неровной цепочкой стояли еще люди, а за ними еще и еще, сгущаясь в плотную массу. Неистовый рев подымался оттуда и, ширясь, катился по воздуху.
— Идите к черту! — взвизгнул Тэккер. — Околевайте, коль вам охота, сволочи! — И бросился на них с поднятыми кулаками. Он готов был разорвать каждого на куски и погибнуть сам, но его схватили, оттащили назад и не отпускали.
С противоположного конца улицы приближалась конница. Солдаты, большей частью юнцы, подпрыгивали в седле, и лица их под стальными шлемами были хмурые и испуганные. Вооруженные револьверами офицеры стреляли в воздух, а солдаты размахивали длинными резиновыми дубинками.
— Эти разгонят, — сказал Макгрэди. — Обученные войска.
Тэккер больше не вырывался. Он стоял и глядел на солдат и на разбегающуюся толпу, которая, рассыпаясь мелкими группами, редела и таяла перед конскими копытами.

На заводе отряд ожидали тазы с холодной водой, для каждого было приготовлено чистое полотенце и кусочек туалетного мыла. Тэккер вымыл лицо и руки, следы крови исчезли, но не исчезла сжигавшая его изнутри лихорадка. Лицо, сколько он ни обливал его холодной водой, все продолжало гореть.
— Эй вы, как вас там, — обратился к нему Макгрэди, — мне надо с вами поговорить.
— Сию минуту, начальник, — ответил Тэккер. Макгрэди отправился к себе в кабинет в полной уверенности, что Тэккер идет за ним следом. Но Тэккер еще не опомнился. Вместо того чтобы последовать за своим начальником, он прошел через цех, где штрейкбрехеры, стоя на цыпочках, выглядывали из окон, а надзиратель и старшие мастера надрывались от крика и гнали их работать. Потом он поднялся по широкой мраморной лестнице и вошел в главную контору. Служащие, мужчины и женщины, столпившись вокруг стола, толковали о чем-то. Они посмотрели на Тэккера и замолчали, а он вдруг со страхом подумал о том, что они сейчас скажут про него.
«Да нет, они еще ничего не знают», — решил он, выпятил грудь, нахмурился и прошел мимо с таким видом, словно он был солдат, спасший их от неприятеля.
— Эй, послушайте, — обратился к нему один из служащих, — туда нельзя.
Но служащий был испуган и, видимо, не решался приблизиться к Тэккеру; тот, все так же храбрясь, ступил через раскрытую дверь на мягкий ковер и увидел, что у окна стоит человек и смотрит на улицу. Человек медленно обернулся. Тэккер уже взялся за трубку телефона, стоявшего на большом письменном столе.
— Что вы здесь делаете, вам здесь не место! — сказал или, вернее, пропищал, мужчина, так он был изумлен, возмущен и напуган.
— Пользуюсь вашим аппаратом, — рявкнул Тэккер и сам изумился своему грозному тону.
Тэккер вызвал междугородную станцию, сказал номер домашнего телефона в Нью-Йорке, и сразу же для него перестали существовать и человек, и его розовая, упитанная, нелепо оскаленная физиономия, похожая на рыльце жареного поросенка с яблоком в зубах.
— Алло, — сказал Тэккер, услышав голос Эдны. — Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно. А кто говорит? Это ты, Бен? Что случилось?
— Ничего не случилось. Просто соскучился по тебе.
— У тебя все благополучно? — Она подумала, что, должно быть, его уволили.
— Очень по тебе соскучился.
— И я тоже соскучилась, дорогой. Но у тебя, правда, все благополучно? — Ей не нравился его голос. Он был слишком вкрадчивый и какой-то просительный.
— Все ли благополучно? Конечно, благополучно. Что ты сегодня будешь есть на обед?
— Съем тебя, если не скажешь, зачем позвонил.
— Позвонил, потому что соскучился. Вот и все. Нельзя уж и соскучиться по собственной жене? Она ведь у меня одна-единственная.
— Когда же тебя ждать домой?
— К обеду не жди.
Она засмеялась. Ему нравилось, как она смеется. Он улыбнулся в трубку.
— Знаю, что не к обеду, — сказала она, — но когда же, глупенький? — Она все еще думала, что его уволили.
— Не знаю, во всяком случае не очень скоро.
— Ты все еще на той же работе?
— На той же.
— Не забывай, что я тебе говорила, — она старалась, чтобы голос ее не звучал слишком настойчиво. — Я вовсе не против того, чтобы ты поступил там на постоянную работу. Я тогда к тебе перееду. — Они обсуждали это не раз. Он утверждал, что ей будет скучно вдали от Нью-Йорка, без друзей и знакомых. — Я готова жить где угодно, только бы нам быть вместе.
Он долго не отвечал. Стоял, улыбаясь в трубку. С ней он всегда чувствовал себя крепким, как кремень, мужчиной, готовым постоять за себя, с чем бы ему ни пришлось столкнуться.
— Тут сущий рай, — проговорил он, наконец.
— Вот и устраивайся на работу, а я, как только ты скажешь, приеду к тебе.
— А ты меня любишь?
— Нет, не люблю. Я вышла за тебя по расчету.
Она засмеялась, и он тоже засмеялся. Потом оба замолчали, и он повесил трубку.
— А теперь убирайтесь к чертовой матери! — сказал розовый, упитанный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176