Ее муж служит в парришском
отделении "Бэнк оф Америка"; сын и дочь - типичные представители
южнокалифорнийского загорелого племени постоянных обитателей пляжа. В
небольшом аккуратном заднем дворике есть гриль, а мелодичный дверной звонок
играет несколько тактов из припева "Хей, Джуд".
Однако где-то в душе у миссис Хоран все еще держится тонкий неизбывный
налет Новой Англии, и, когда она говорит о Кэрри Уайт, лицо ее приобретает
странное, мучительное выражение - что-то напоминающее скорее о книгах
Лавкравта, нежели о калифорнийских персонажах Керуака.
- Конечно, она была странная, - рассказывает Стелла Хоран, закуривая
вторую сигарету сразу после первой. - Все это семейство было странное. Ральф
работал на стройке, и люди говорили, что он всегда носит с собой Библию и
револьвер 38-го калибра. Библию - для чтения во время перерыва, а револьвер
- на тот случай, если встретит на работе Антихриста. Библию я и сама помню,
а насчет револьвера - кто знает?.. Лицо у него было темное от загара, волосы
всегда острижены очень коротко. И выглядел он довольно свирепо. Люди
старались не встречаться с ним взглядом ни при каких обстоятельствах. Он так
на всех смотрел, что казалось, глаза буквально горят. Увидишь его впереди и
переходишь на другую сторону улицы... Никому из детей даже не приходило в
голову показать ему язык, когда он проходит мимо. Такое вот он производил
жуткое впечатление.
Она замолкает, выпуская струю дыма вверх к отделанным под красное
дерево потолочным балкам. Стелла Хоран прожила на Каряин-стрит до двадцати
лет, и последние годы каждый день ездила на занятия в Левинскую школу
бизнеса в Моттоне. Однако случай с камнями запомнился ей очень хорошо.
- Иногда, - говорит она, - у меня даже возникает вопрос, не вызвала ли
я сама этот каменный град. Наши участки сходились задними дворами. Миссис
Уайт посадила там зеленую изгородь, но к тому времени кустарник еще не
вырос. Она не один раз звонила моей матери и скандалила по поводу "шоу",
которое я якобы "устраивала" на заднем дворе. Хочу заметить, что купальник у
меня был вполне приличный - даже скромный, по современным стандартам -
обычный старый купальник от Янтцена, но миссис Уайт постоянно разорялась,
что это, мол, безобразие, потому что меня видит "ее крошка". Моя мать...
она, конечно, старалась говорить с ней потактичней, но у нее никогда не
хватало терпения надолго. Не знаю уж, чем ее в очередной раз вывела из себя
миссис Уайт - надо полагать, обозвала меня Вавилонской блудницей, - но моя
мать заявила ей, что наш двор - это наш двор, и если нам так хочется, я могу
тут хоть голышом танцевать. Кроме того, обозвала ее грязной старухой, у
которой вместо головы банка червей. Короче, крику было много, но суть дела я
уже рассказала.
Я решила, что не буду больше загорать там: не люблю скандалов. Но мама
- она, если заведется, это сущий кошмар. Как-то раз она отправилась в
супермаркет и купила маленькое белое бикини. Сказала, что я с таким же
успехом могу загорать и в нем. Мол, это наш двор, и никого не касается, что
мы тут делаем.
Стелла Хоран улыбается при этом воспоминании и гасит сигарету.
Я пыталась с ней спорить, говорила, что не хочу быть пешкой в их
склоке, но все без толку. Если уж ей что вступит в голову, то остановить ее
так же невозможно, как дизельный грузовик, когда его без тормозов несет под
гору. Но дело было даже не в этом. Сказать по правде, я просто боялась
Уайтов. Настоящие психи, сдвинутые на религии, - тут, знаете, не до шуток.
Ральфа Уайта, конечно, уже не было, но вдруг у Маргарет еще остался его
револьвер?...
Однако в то воскресенье я все же постелила на заднем дворе одеяло,
намазалась маслом для загара и улеглась, включив радио, где как раз
передавали "Сорок лучших песен". Мама эту музыку просто ненавидела и обычно
кричала мне, чтобы я убрала звук "пока она не рехнулась". Но в тот день она
сама дважды прибавляла громкость, и я уже в самом деле начала чувствовать
себя Вавилонской блудницей.
Тем не менее из дома Уайтов никто не выходил. Даже хозяйка не
показывалась развесить на веревках белье... Вот, кстати, еще один штрих: она
никогда не вывешивала на улице нижнее белье. Не только свое, но и Кэрри,
хотя ей было всего три года. Исключительно в доме.
Я немного успокоилась и решила, что Маргарет, может быть, увела Кэрри
куда-нибудь в парк - помолиться на природе или что-нибудь еще в таком духе.
Короче, спустя какое-то время я перевернулась на спину, закрыла глаза рукой
и задремала. А когда проснулась, рядом, разглядывая меня в упор, стояла
Кэрри.
Миссис Хоран умолкает, глядя куда-то в пространство. Снаружи
бесконечной чередой проносятся машины. Я слышу тонкое гудение моего
репортерского магнитофона. Но все это кажется лишь хрупкой, тонкой оболочкой
другого, мрачного мира - настоящего мира, где и зарождаются кошмары.
- Она была такая лапушка, - продолжает Стелла Хоран, закуривая. - Я
видела ее школьные фотографии и то ужасное, расплывчатое чернобелое фото на
обложке "Ньюсуика". Помню, смотрела на них и думала: "Боже, куда же она
исчезла? Что с ней сделала эта женщина?" Странное какое-то чувство
возникало: и страх, и жалость... Такая милая была девчушка - розовые щечки,
яркие карие глаза, волосы светлые, только видно, что они потом потемнеют.
Одно слово - лапушка. Милая, умница, совершенно неиспорченная. Видимо, тогда
отравляющее душу влияние ее матери еще не проникло так глубоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10