Но никакого города тут не было и в помине. Казалось, тут вообще прежде не ступала нога человека.
«Очень может быть, что так оно и есть», – подумала Бисеза.
Евмен с мрачным видом подошел к Бисезе и ее спутникам.
– Я тут побывал всего несколько лет назад, – сказал он. – Это был богатейший город. Все провинции империи вносили свою лепту в его процветание, все трудились ради этого – ремесленники и серебряных дел мастера из прибрежных греческих городов, индийские плотники. Какие тут были собраны сокровища! А теперь…
Он явно был не на шутку удручен исчезновением города. Бисеза снова заметила, как в царском секретаре зарождается гнев. Казалось, этот просвещенный грек переживает последствия Разрыва как личную трагедию.
Александр сошел с повозки и некоторое время бродил по округе, пристально вглядываясь в землю и поддевая мыском сандалии пыльную почву. Затем он вернулся под балдахин и больше не появлялся, словно теперешний вид местности был ему глубоко противен.
Ближе к ночи раскинули лагерь. Наутро картографы Александра возглавили путь на запад, к Вавилону, по обширной равнине. Эхо разносило по окрестностям голоса людей и топот коней. После Суз настроение у всех было подавленное. Казалось, груз времени тяжкой ношей лег всем на плечи. Порой Бисеза ловила на себе взгляды македонян и догадывалась, о чем они думают: вот женщина, она жива, она дышит, а родится она тогда, когда все, что нам знакомо, все, к чему мы прикасаемся, превратится в пыль. Получалось, что Бисеза – живой символ Разрыва.
К всеобщему облегчению, через несколько километров войско поравнялось с хронологической границей. Земля вдоль линии Разрыва на несколько сантиметров опускалась. Здесь была отчетливо видна торная дорога. На взгляд Бисезы, вымощена она была так себе – с помощью грубо вытесанных каменных плит, и все же, без сомнения, это была дорога. На самом деле, как сообщил Евмен, это была царская дорога, сеть которых некогда покрывала всю Персию, и Александру она необычайно пригодилась в деле покорения империи.
Даже несмотря на наличие мощеной дороги переход занял еще несколько дней. По обе стороны от мостовой лежала пыльная земля, на которой росли только чахлые кустики. Но тут и там попадались то каменные курганы, то ровные канавы – и то и другое явно искусственного происхождения, но все давно заброшенное, непонятно для чего устроенное.
Каждый вечер, когда войско устраивалось на ночлег, Кейси устанавливал радиоаппаратуру и слушал, не будет ли сигналов от экипажа «Союза», затерянного где-то посреди бескрайних просторов Азии. Они договаривались, что будут выходить на связь в определенное время, но с того самого дня, как космонавты собрались совершить посадку, от них так и не было никаких вестей. Кейси также следил за сигналом, исходившим от неизвестного радиомаяка, расположенного, судя по всему в Вавилоне. Рисунок сигнала остался прежним – это было просто попискивание, проносившееся по диапазону частот на манер технического пробного сигнала. Но все же оно звучало снова и снова. Кейси постоянно вел регистрацию сеансов связи, записывал данные о направлении сигнала, времени звучания, силе и прочих подробностях. Приблизительные вычисления упорно указывали на то, что источник сигнала находится в Вавилоне.
А еще – Очи. Вернее говоря, их отсутствие. По мере продвижения на запад Очи стали попадаться все реже, и в конце концов Бисеза вдруг поймала себя на том, что за весь день ей на глаза не попалось ни единого Ока. Никто не мог сообразить, что это могло означать.
Наконец поравнялись с очередной хронологической границей. Передовые ряды всадников подъехали к травянистой равнине, протянувшейся вдоль убийственно ровной линии с юга на север, насколько хватало глаз. Не пересекая линии раздела, всадники остановились.
На западе, рядом с границей, земля была разбита на многоугольные поля и расчерчена блестящими каналами. Тут и там посреди полей стояли грубовато сработанные саманные хижины под соломенными крышами. Приземистые, некрасивые, они казались комками кое-как слепленной глины. Хижины явно были населены: Бисеза видела, что от крыш некоторых из них к небу тянутся струйки дыма. Несколько коз и волов, привязанных к столбикам, смиренно паслись невдалеке от дороги. Но люди на глаза не попадались.
Абдыкадыр подошел и встал рядом с Бисезой.
– Знаменитые вавилонские оросительные каналы.
– Наверное, это действительно они.
Некоторые каналы служили продолжением высохших, наполовину обвалившихся канав, замеченных Бисезой раньше, – значит, то были те же самые древние инженерные сооружения, разрушенные веками. Но это грубое нагромождение эпох явно создавало практические проблемы: на участках из более поздних времен высохшие канавы отгораживали каналы от рек, питавших их водой. У некоторых крестьян каналы пересыхали.
Абдыкадыр сказал:
– Давайте подадим пример.
Он решительно шагнул вперед и пересек невидимую и неощутимую линию между двумя участками поверхности планеты.
Вскоре линию перешли и воины-македоняне, и войско продолжило путь.
Плодородность здешних земель не оставляла сомнений. Большая часть полей была засеяна пшеницей – высокой, с пышными колосьями. Бисеза, дочь фермера, такого сорта пшеницы не знала. А еще здесь росли просо и ячмень, кое-где возвышались финиковые пальмы. Сесил де Морган сообщил, что когда-то вавилоняне слагали песни об этих пальмах, и в этих песнях было перечислено триста шестьдесят разных блюд и вещей, которые можно сделать из них, – по одному способу применения на каждый день вавилонского года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117