«У меня есть хорошая новость».
Дед его перебил: «Не надо говорить, мы все знаем. В Поднебесной дела так устроены, что десять лет берег восточный, десять лет берег западный, Инь опускается, Ян поднимается, упадок доходит до предела, начинается расцвет, это все причинно обусловленные дела. А мы все живем по другой мерке, нам только Великое Дао надо строго блюсти – и все. Время уже не раннее, ступай-ка ты домой, чтобы родители не беспокоились».
Почесав затылок, Ван Липин распростился со стариками. Они проводили его за порог. Дед опять наказал: «Приходи каждый день, раньше будешь уходить, раньше домой возвращаться».
С тех пор сразу после работы Ван Липин спешил к старикам. У них всегда все к его приходу было готово. Как только он появлялся, старики начинали суетиться, словно что-то еще надо было сделать, да только делать было нечего, будто много надо было сказать, но ничего не говорилось.
Ван Липин чувствовал, что что-то назревает, но что – он не знал. Это непонятное ощущение появилось в нем с того самого дня, когда Дед «напутал». Да еще те строчки, неизвестно как появившиеся у него в голове, они тоже были источником этого ощущения.
Что же может случиться?
Неужели старики знают, что в связи с изменением обстановки их горячее желание вернуться в пещеры, которые они давно покинули, не может исполниться?
А почему Наставник Чистого Покоя так пошутил, сказал, что мне надо жениться? Неужели одного меня здесь оставят, разлучатся со мной?
Про себя Ван Липин понимал, что на его уровне ощущения не обманывают. Он ничего не может скрыть от Учителей, а Дед и Отцы тоже от него ничего скрыть не могут. Но все четверо люди, из плоти и крови, у них есть чувства, и чувства искренние, чистые, глубокие. Чтобы они расстались? Ван Липин не верил, не желал, не допускал, что такое может действительно произойти. Это было просто невыносимо, от этих чувств душа болела, и боль была гораздо острее той, которую он испытывал в процессе совершенствования в выплавлении, гораздо мучительнее. Ван Липин испытывал еще одно из страданий человеческой жизни.
А разве не то же самое чувствовали старики? Они достигли уже преклонных лет, ни родственников. ни детей у них не было, но они глубоко и искренне любили людей. А любовь к своему внуку и сынку Ван Липину, который вырос на их глазах, на которого полтора десятка лет тратили они кровь своего сердца, шаг за шагом привлекая его к себе, была так велика, что выразить ее в словах не представлялось возможным. Сейчас же им предстояло расстаться, и разве не было это для них огромным горем?
Но решено было сделать именно так, молча решено.
И ни один решения не нарушил, все строго охраняли плотину, поставленную на пути чувств.
В один из дней Ван Липин справился с работой пораньше и с завода сразу зашел в магазин. Купил две пары матерчатых туфель, они были очень прочные и предназначались для двух Отцов-Учителей. Потом зашел в магазин готового платья и выбрал кофту и штаны старого фасона, кофту с застежкой посредине, а штаны широкие, свободные, это предназначалось Деду. Завернув все хорошенько, направился на гору.
Вечернее солнце окрашивало западный угол неба, воздух был необычайно свеж.
Старики ждали его прихода у порога.
Ван Липин приблизился. Он увидел силуэты стариков. А еще то, что несколько ив перед хижиной, которые выросли вместе с ним, были заново окопаны, земля под ними окучена валиком и залита водой.
Все четверо задумчиво глядели на эти деревья, никто не произносил ни слова. Как будто вспоминали, как сажали из здесь много лет назад.
Как быстро летит время! Деревья стали высокими и пышными, а Ван Липин из маленького мальчика превратился в мужчину, наставники же стали Бессмертными старцами.
Со свертком в руках Ван Липин подошел к старикам и не окликнул их, как обычно, ноги его подогнулись, он упал на колени.
Наставник Чистого Покоя поспешил поднять его, ворча: «Это что же такое? Почему не слушаешься, почему опять деньги зря тратишь?»
«У ученика одно желание – чтобы Наставники приняли подарки». У Ван Липина перехватило дыхание.
«Заходи в хижину, надо поговорить»,–Наставник Чистого Покоя потянул Ван Липина за руку, и все вошли вслед за ним.
Уселись на кане и снова без слов глядели друг на друга. И Учителя и ученик понимали: что должно случиться, то случится.
Дед крепко взял Ван Липина за руку, другой рукой ласково потрепал его по волосам и сказал: «Сынок, ты устал за день, ступай пораньше домой, отдохни».
Старики встали. Ван Липин тоже невольно поднялся, поклонился, сложив руки, и очень тихо сказал: «Пусть Наставники берегут себя. Ученик прощается».
Пятясь, он вышел из хижины. Через несколько шагов, видя, что старики все еще стоят неподвижно, повернулся и стал быстро спускаться с горы.
Стемнело. Ван Липин шел, сам не зная куда. Внезапно до слуха его донеслись звуки ивовой дудочки, тягучие, плавные, мелодия с характерным ритмом.

За стенами дворца
У обочин пути,
Ароматы травы вознося к небесам,
Унесет ветерок звуки дудки моей
Далеко-далеко, куда солнце ушло.
И устои Небес,
И глубины морей
Будут знать, что расстались надолго друзья.
Только кубок вина и остался со мной,
Чтобы в ночь расставанья рассеять тоску.

Ван Липин понял, что это мелодия песни Ли Шутуна (впоследствии монаха Хун Ифа). Знал ее только Наставник Чистого Покоя, а в миру она была давно забыта. Как же горько было услышать в этот час песню, которая называлась «Проводы уходящего».
Глотая слезы и не разбирая дороги, Ван Липин шел, куда глаза глядят, к «устоям Небес и глубинам морей». Ноги заплетались. «Устои Небес», «глубины морей» – они ведь здесь, а впереди бескрайняя тьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133