Он так пристально разглядывал пограничника и таможенников, что тем стало не по себе. Подозревая неведомо что, они устроили Этеру подробнейший досмотр. Процедура сильно затянулась, что привело Бея в бешенство, а на Этера не произвело ни малейшего впечатления. Как исследователь, он погружался в свою терра инкогнита, подчинялся ее обычаям и законам.
– Где багажная экспедиция?
– Варшавский аэропорт еще не может ею похвастаться.
– Брось шутить, пусть мой багаж пришлют мне в Вигайны.
– Там нет отеля «Шератон», Этер.
– Едем же!
Терпение Этера внезапно иссякло.
Бей взял инициативу в свои руки. Заглянув к родителям Бея, друзья отправились в путь, навьючившись туристским снаряжением.
За Райгродом они окунулись в пейзаж холмов, поросших лесами и затканных лугами. Багряный терновник заполонил тропинки, пахло полынью и травами. Места пылали лесными маками над россыпью желтого песка.
Деревушку Вигайны они миновали, не останавливаясь. Этер, помня рассказы бабки, рвался на реку. А вот и последний холм.
Дорога закончилась.
С другим берегом тропинку соединяла лишь кладка из жердей. Домов не осталось. Только на пригорке высился одинокий дом, рядом гумно, опоясанное плетнем, садик и улья там и сям.
Внизу лежало озеро в венке белых лилий, по берегам склонились плакучие ивы. В озеро впадала река.
Здесь они остановились.
Туннель из переплетенных кустов лещины вел в рощу. Луг в низине порос кое-где кленами и липами, рябил разнотравьем.
Через брод переправилась телега, запряженная красивой вороной лошадью. Следом из лесу выскочил мотоциклист, но дал задний ход – ему показалось, что вода для него глубоковата. Балансируя, всадник аккуратно перевел своего железного коня через кладку, снова вскочил в седло. Увидев на холме двух чужаков, он выпустил черный залп выхлопных газов, дико взревел мотором.
Такая теперь здесь мода – чем отважнее джигит, тем громче у него ревет мотор. Рев, конечно, не в честь приезжих, а напоказ девушке, которая живет в доме на пригорке.
Во дворе дома, возле круто спускавшейся вниз дороги, мужчина и подросток копали ров. Прямоугольник рва был обозначен натянутой веревкой. Рядом с бетономешалкой навалена груда булыжника, стоят мешки с цементом.
Бей попросил разрешения поставить палатку.
– Да ставьте где хотите. – Мужчина широким жестом обвел пастбище с жеребцом, ореховую рощицу, холм с молодым лесом и поляну с цветами.
– А у реки?
– Ради бога! Я тут ветки ивовые подрезал, тамотко валяются, вы берите на костер сколько надо. Машину-то у нас оставьте, туда вам не доехать.
Он открыл ворота широченного сарая, где уже стояли трактор, сеялка, косилка и старая «Варшава «. Нашлось место и для «полонеза» из бюро проката.
Бивак друзья разбили под березами в низине, окруженной холмами.
На закате над лесом взошла бледная луна, и дикие утки устроили громогласное заседание своего сейма в тростнике, а жабы на все голоса воспевали болото. С противоположной стороны из леса выглянула бородатая голова в короне мощных рогов. Секунду спустя лось показался целиком, приблизился к реке, склонил коронованное чело и стал пить.
Когда стемнело, к палатке пришел хозяин дома на пригорке.
– Идите к нам, жена хлебушек испекла, – пригласил он.
Была суббота. Изба пахла теплым ржаным хлебом и свежевымытыми полами. На желтом, выскобленном столе отдыхали буханки с темной блестящей коркой, словно смазанные лаком. В углу на комоде серебрился экран телевизора. Под лампой жужжала прялка, смуглая черноволосая женщина пряла из ровницы нить, кафельную печь устилали лепестки фиолетовых цветов. У противоположной стены стоял старинный ткацкий станок с натянутой основой и навернутой на товарный вал готовой тканью, которая поблескивала благородным оттенком слоновой кости. Ткань украшал темный орнамент. При виде гостей в руках старой ткачихи за станком замер челнок.
Все как в рассказах Гранни! Этер замер, не зная, что и думать. Может, это инсценировка?
Нет, действительность.
Прабабка, которую в семье звали старшей бабушкой, доисторическим способом, принесенным на эти земли через Персию и Русь с далекого Востока, ткала прославленные ковры из некрашеной шерсти цвета природного овечьего руна, густых сливок и древесной коры. Теперь-то этнографы надышаться не могли на воскрешенный способ ткачества, не то, что раньше. Бабушка с редким ныне искусством подготавливала пряжу. Дети под надзором матери собирали и сушили больше ста видов трав, которые потом покупали аптеки. Четыре поколения старались по мере сил и умения внести свой вклад в благополучие семьи, которая все еще выбивалась из нужды.
Все это они рассказали, пока резали хлеб.
– Organic farming, натуральные продукты, – понимающе кивнул Этер, принимая ломоть ржаного хлеба из рук жены хозяина.
– Чего?
– Вы признаете только натуральные продукты. – Этер почему-то решил, что сюда дошла мода на продукты без консервантов и прочей химии.
– В булочной хлебушек тож натуральный, паршивый только, – не поняла хозяйка.
Ближайший магазин находился в пяти километрах. Хлеб привозили два раза в неделю из единственной в округе современной пекарни. Она не успевала обслуживать всех, и количество выдавала только за счет качества…
– А почему Вигайны не у реки? – Положение деревни не совпадало с тем, что запомнил Этер по рассказам Гранни. – А в Филиппове все еще устраивают ярмарки, разрешенные привилегией короля Сигизмунда Августа? Старая ратуша очень пострадала во время войны?
– Две войны народ покосили, – вздохнула ткачиха, старшая бабушка, мазовшанка из-под Олецка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93