— Ну заходи, заходи ко мне, — говорит Тентелев, — разберёмся!
— Нет, уж лучше ты выходи! Во дворе разберёмся.
— Да не могу я, — орёт Тентелев, — у меня машина работает, ты что, не понимаешь?
Вот ещё машина какая-то. Не понимаю.
Значит, это не Тентелев?
В прихожей у Тентелева урчала стиральная машина. В распахнутой настежь ванной клокотала вода.
— У тебя мама дома? — спросил я шёпотом.
— Да никого у меня нет! Один я!
Вот так сюрприз! Значит, стирал сам Тентелев! Я думал, что он постесняется принять меня за таким занятием. Но Тентелев нисколько не стеснялся.
— Вот видишь, — сказал он, — тружусь, как раб.
— Получается?
— Запросто! Я с третьего класса стираю, — ответил Тентелев. — Сначала из интереса к технике, а теперь уж по привычке. Втянулся. Да это же интересно! Машина-то почти всё делает сама, а ты над нею — как повелитель. Я с ней даже разговариваю. Она у меня как робот.
Этого я от него не ожидал. Я ему даже позавидовал.
Вот батя приедет, купим стиральную машину, и я тоже буду всегда сам стирать.
— Ну что, — спрашиваю, — Тентелев, признаёшься или отпираешься?
Тентелев говорит:
— Я же сказал: зуб даю! Во!
Я видел, Тентелев не врёт. Но если б он сам не стирал, я бы, может, ему не поверил.
«Значит, это не Тентелев. А кто же тогда?»
— Значит, это не ты? А кто же тогда? — спросил у меня Тентелев.
Одновременно подумали.
— Ты ведь мой враг, — говорю, — Тентелев.
— Ну, враг.

— Ты ведь меня ненавидишь.
— Ну, ненавижу, — отвечает Тентелев. — Так ведь и ты меня.
— Я тебя презираю и ненавижу.
— И я тебя презираю и ненавижу.
— Ну вот, — говорю. — Почему же это не ты сделал?
— А почему же это должен был сделать я? — спрашивает Тентелев.
— Лучше бы ты, — говорю. — А то получается кто-то другой.
— Так и получается, а ты как думал. Чуть что, так ты сразу: Тентелев, Тентелев! Помнишь, как с дневником?
— Помню, — говорю. — Тогда ошибка вышла.
Тогда мне в дневнике написали: «Ваш сын на уроке гудит». Я думал, это Тентелев написал, а это Дубарев. На него бы я никогда не подумал, он очень меня уважает. Он говорит: «Сам не понимаю, как это вышло, само собой написалось: «Ваш сын на уроке гудит». Вот глупость-то. Выходит, я снова зря подумал на Тентелева?
— Кто же это у нас во дворе такой подлый? — спрашиваю.
— Во-первых, не у вас, а у нас, — говорит Тентелев. — А во-вторых, не знаю. Поищи среди своих дружков. Но только я, как твой враг, никогда бы такого не сделал.
Тентелев это сказал и снова включил стиральную машину. Он даже загрустил, этот Тентелев. А я подумал: может быть, он меня потому ненавидит, что я никогда не хотел с ним дружить.
Чего мы враждовали-то? Чего не поделили? Жить бы мне сейчас в этом доме, я бы, кажется, со всеми дружил.
Великолепная тройка
Я, когда вышел от Тентелева, совсем пришёл в упадок. Чего мне здесь делать? Просто не понимаю. Враг, оказывается, вовсе не враг. Какое-то дурацкое положение образовалось.
Оставайтесь вы все! Михеев со своим Суминым. Палён со своим зубом. Поля со своим Семёновым. Тентелев со своей стиральной машиной. Сухожилова со своей Новожиловой. Файзула — с метлой.
А я поеду в свой дом. Какой замечательный дом! Балкон, ванная. Кругом светло, от солнца прямо не знаешь куда деваться…
Нет, ещё не поеду. Вон три друга идут: Козлик, Дубарев и Пека. Они себя называют «Великолепная тройка». Это потому, что тройка их любимая отметка, а также потому, что они ходят всегда втроём.
Увидели меня, обрадовались. Дубарев сразу спрашивает:
— Эй, Саня, деньги есть?
Пека говорит:
— Да какие деньги, Дубарев, он же наш гость.
— У меня, — говорю, — есть тридцать копеек. А на что вам?
— Да нам ни на что, пойдём с нами обедать! Угощаем!

Они втроём очень дружно живут. У них вроде бы бригада. Они, например, деньги вместе складывают, у кого сколько есть. Они рубашками, шапками меняются. Они и уроки делают бригадой: один — русский, второй — английский, третий — математику. А потом переписывают. Они втроём сложились и купили билеты денежно-вещевой лотереи. Скоро они выиграют, тогда у них совсем будет здорово. Они на эти деньги хотят купить собаку добермана, за зиму вырастить, а летом пойти в поход.
Мне жаль, что я не вхожу в «Великолепную тройку». Но тогда бы это была уже четвёрка, а они вряд ли на это согласятся.
Мы пришли в кафе «Ландыш» к тёте Шуре. Это замечательное молочное кафе.
Дубарев говорит:
— Тётя Шура, здрасте, вот у нас рубль!
— Ну и что?
— Чтобы было наето и напито! — говорит Дубарев.
Тётя Шура так и полегла от смеха.
— Это на четверых-то? Рубль? И чтоб напито и чтоб наето?
— Ничего не знаем, — говорит Дубарев. — Наши деньги, ваш товар. Чего дадите, то и будем есть. А ну садись, ребята!
Дубарев у них такой! Он у них вроде завхоза.
— А вы чего же в школе не обедаете? — спрашивает тётя Шура. — Там ведь у вас дешевле, а вкус такой же.
А у нас и правда дешевле. К нам из-за дешевизны один дядька всё время ходит обедать, но его выгоняют, а он сердится.
— Нам у вас интересней, тётя Шура, — говорит Дубарев. — Всё-таки кафе!
— Ну и стиляги! Суп молочный с рожками по полпорции будете?
Мы кричим:
— Будем, будем!
— На второе сырники со сметаной будете?
— Будем, будем!
— Ну, а на коктейль у вас тогда ничего не останется. Вы ведь коктейлю хотите?
— Хотим, а то как же, хотим! — крикнул Дубарев и посмотрел на меня.
Тут я вскочил:
— Вот у меня есть на коктейль! Ровно тридцать копеек!
Дубарев говорит:
— Тогда всё в порядке!
Он у них насчёт денег очень сообразительный, этот Дубарев.
Когда мы ели молочный суп, я вдруг увидел за соседним столиком своего знакомого малыша в голубом чепчике!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28