Я работаю директором лодочной станции…
Файзула восклицает:
— Так вы не корреспондент?..
— Нет. Пять дней назад этот ваш неуловимый Саня Скачков похитил чужую лодку и утерял весло. Ну, мы вашего Саню, конечно, скоро взяли на буксир и на берег доставили. Стали удостоверять личность. Документа у него, конечно, никакого не оказалось, а было в кармане вот это письмо.
— Да отдайте же вы мне его, отдайте! — закричал я. — Моё это письмо!..
«Да что он не отдаёт-то! Вот же оно! Я так себе его и представлял».
— А как же оно оказалось в чужом кармане?
Тут мы услышали какие-то крики в стороне. Это Тентелев хотел привести к нам Михеева, а тот упирался.
— Не пойду!.. Не пойду!.. — выкрикивал весь красный Михеев.
Тогда его Дубарев под другую руку поддел.
— Да он ведь мне сам поручал, — хныкал Михеев, — Саня, ты ведь мне поручал смотреть в ящике?..
Я кивнул. Мне хотелось хоть чем-то помочь Михееву.
— Ну, вот видите… Я нашёл там письмо и хотел отвезти его Сане, честное слово, я хотел отвезти!.. А они отобрали… Вы же отобрали…
Я не мог больше тут находиться. Я вырвал письмо у директора лодочной станции, оно у него выскользнуло из рук, он даже внимания не обратил, потому что во все глаза смотрел на Михеева.
А я побежал!..
Прощай, старый дом!
И он побежал. Ах, как он побежал! Бежать-то, может быть, и не надо было, а в трамвай, в трамвай вскочить, притулиться где-нибудь на задней площадке и читать письмо, глотать строчку за строчкой.
Да разве ж он и так не знал, что в нём написано? Ведь он его насквозь видел, письмо-то это. Ведь отец едет, едет, может, он уже в дороге!..
А сзади его догоняли и Тентелев, и Дубарев, и Палён, и Семёнов, и Куркина. «Саня, Саня, — кричали они ему, — ты приезжай к нам, ты всё равно приезжай! И мы к тебе приедем!..»
Но уже за его спиной оставалась старая улица, со всеми своими домами, витринами, деревьями, проводами, люками, светофорами…
Жёлтые листья летели косо над ним, как маленькие самолётики.
Прощай, старый дом!


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28