Почти в то же мгновение ее дыхание стало более ровным
и тихим. Палатазин снова посмотрел в сторону окна, чувствуя, как стекают
по подбородку капли холодного пота.
Кресло-качалка, стоявшее в углу, где оно всегда и стояло, было
пустым. На какую-то секунду ему показалось, что оно слегка покачивается,
но присмотревшись, он понял, что кресло неподвижно. И все время было
неподвижно. По улице промчался еще один автомобиль, бросая световой
отблеск и паутину танцующих теней на потолок спальни.
Палатазин еще долго смотрел на кресло, потом расслабился и опустился
в кровать. Он натянул простыню до самой шеи. Мысли бешено вертелись в
голове, как рваные старые газеты на ветру.
"Конечно, это все напряжение, поиски Таракана, но я на самом деле
видел ее, я уверен, что видел! Завтра снова допросы, много ходьбы,
телефонные звонки, поиски Таракана. Я видел, как Мама сидела в этом
кресле... День начинается рано... Нужно отдохнуть, поспать... Я видел
ее... Закрой глаза... Да-да, я видел ее!!!"
Наконец тяжелые веки сомкнулись. И вместе со сном пришел ночной
кошмар, в котором за маленьким мальчиком и женщиной, бегущими по снежной
равнине, гнались какие-то ужасные тени. Последней связной мыслью
Палатазина было воспоминание о том, что мать умерла еще в первую неделю
сентября, потом он полностью погрузился в кошмар о побеге по снежному
полю.

3
Митчел Эверет Гидеон, сорока четырех лет, старший антрепренер, а ныне
- недавно избранный вице-президент Лос-Анжелесского Клуба Миллионеров,
закурил темно-коричневую двухдолларовую сигару "Джойа де Никарагуа", потом
погасил пламя золотой зажигалки "данхилл", с помощью которой он прикуривал
сигару. Это произошло примерно в то же время, когда Энди Палатазин сидел в
своей постели и смотрел на пустое неподвижное кресло-качалку. Гидеон,
невысокий полноватый мужчина с заметным брюшком и лицом таким же невинным,
как лицо Шалтай-Болтая, если бы не темные глубоко посаженные глаза и
тонкогубый рот, сидел в своем кабинете в Лауриэл-каньоне и смотрел на
полдесятка счетов, разложенных перед ним на антикварном столе из черного
дерева. Счета покрывали расходы на доставку и оплату обычных товаров: пару
грузовых составов необработанной дубовой планки требуемых размеров,
которая была уже доставлена на фабрику в район Хайленд-парк, резервуары с
лаком и морильным раствором, несколько десятков рулонов шелка от Ли Вонга
и компании, обосновавшихся в Чайнатауне, тюки с хлопковой обивочной
тканью, шесть барабанов с бальзамом.
- Грабители! - пробормотал Гидеон, выдавая акцентом свое нью-йоркское
происхождение и воспитание. - Грязные паршивые грабители! Особенно Ли
Вонг. И я с ним веду дела почти пятнадцать лет! - сказал сам себе Гидеон,
впиваясь зубами в кончик сигары. - И теперь старый паршивец третий раз за
этот год поднимает цены! Боже!
"И так же с остальными. В эти дни дубовая планка чуть ли не на вес
золота, и только на прошлой неделе мне позвонил Винченто от братьев Гомес,
чтобы сообщить, чем он жертвует ради меня, продавая дуб так дешево!
Жертвует! Как же! - подумал Гидеон, жуя сигару. - Еще один проклятый
грабитель! Что ж, в следующем месяце срок возобновления контракта, -
сказал он сам себе. - Тогда и посмотрим, кто желает иметь со мной дело, а
кто - нет?"
Он втянул в легкие дым, потом свирепо выпустил его в потолок, сметая
счета в сторону ладонью, пальцы которой украшало бриллиантовое кольцо.
"Нет, этот год меня буквально прикончит, - подумал он. - До сих пор только
бальзамические составы не повышались в цене, и вот, пожалуйста - люди из
лаборатории де Витта начинают поговаривать о повышении цен. Спрашивается,
разве может человек в наше время прилично прожить?"
Гидеон поднялся и налил себе приличную порцию "Шива Регаль". На нем
были до хруста отутюженные свободные брюки желто-коричневого цвета,
огненно-красная рубашка, открытая на груди, с полудесятком свешивающихся
золотых шнуров. На ногах пара коричневых удобных туфель от Гуччи. На
кармане рубашки имелась монограмма - буквы МГ белым цветом. Вместе со
стаканом и сигаретой Гидеон через отодвинувшуюся дверь вышел на открытую
террасу с фигурным железным ограждением. Прямо из-под ног его уходила в
темноту кустов и деревьев пятидесятифутовая стена, а слева смутно
виднелись из-за зарослей сосен огни еще одного каньонного обиталища. Прямо
перед Гидеоном, будто многие пригоршни драгоценных камней, разбросанных
щедрой рукой ювелира на черном бархате, горели огни потрясающей
многоцветной панорамы ночного Лос-Анжелеса. Голливуд и Беверли-Хиллз. По
Голливудскому, Закатному бульварам, по авеню Санта-Моника двигались
казавшиеся игрушечными огоньки автомашин. Над барами и дискотеками в
интимном ритме каждого заведения пульсировали неоновые огни рекламы и
вывесок. Посреди этого электрического вытканного ковра темнели квадратами
и прямоугольниками парки и кладбища. Гидеон затянулся сигарой, наблюдая,
как светофоры на авеню Фонтана меняют цвет с красного на зеленый.
"Миллионы людей там, внизу, - подумал Гидеон, - сейчас или спят, или
пьют, дерутся, разговаривают, любят друг друга, или ненавидят. И рано или
поздно им всем понадобится то, что я продаю. Эта мысль сразу привела его в
хорошее расположение духа. - Время идет, мир поворачивается, - сказал он
сам себе, - и каждый день кому-то не везет в последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32