Вы не согласитесь заехать ко мне? Никаких глупостей. Это очень важно.
— Надо полагать.
Официант поклонился и взглянул на Эйлин.
— У мистера Уорчестера... неотложное дело. Но он попросил меня передать вам, что этот обед — подарок от заведения.
— Поблагодарите его от моего имени, — велела женщина. — Скажите ему... скажите ему спасибо.
* * *
Когда они добрались до квартиры, Каролина еще спала. Она демонстративно оставила дверь спальни приоткрытой и голышом прошествовала в ванную, после чего уселась на край кровати и медленно натянула одежду, начав с чулок и пояса с подвязками.
Фортунато, не обращая на нее никакого внимания, принялся рыться на книжных полках, которых теперь стало так много, что они занимали всю стену гостиной. Или Каролина научится обуздывать свою ревность, или ей придется сменить область деятельности. Девушка процокала к двери на своих десятисантиметровых каблуках, и Эйлин улыбнулась ей.
— Она очень красивая.
— И вы тоже.
— Не заводите.
— Это вы начали. — Он передал ей "Египетскую магию" Баджа. — Пожалуйста. "Нектанеб".
— "... Прославленный маг и мудрец, он обладал глубочайшими познаниями во всех науках египтян".
— Все сходится. Помните песью маску Черного Джона? Интересно, этот его культ — не египетское ли масонство?
— О господи. Вы что, читаете мои мысли?
— Мне кажется, что имя "Бэлзам" может быть измененным на американский манер "Бальзамо".
— Джузеппе Бальзамо из Палермо, — проговорила Эйлин.
И грузно опустилась на кушетку.
— Более известный миру, — добавил Фортунато, — под именем графа Калиостро.
* * *
Фортунато передвинул кресло так, чтобы оказаться напротив нее, и уселся, уткнувшись локтями в колени.
— Так когда его арестовала инквизиция?
— Примерно в тысяча семьсот девяностом, так? Его поместили в какую-то тюрьму. Но его тело так и не было найдено.
— Существовали подозрения в том, что он был связан с орденом иллюминатов. Предположим, они выкрали его из камеры и нелегально переправили в Америку.
— Где он объявился под именем Черного Джона Бэлзама. Но в какие тайны он был посвящен? Зачем ему понадобились монеты? И человеческие жертвы? Калиостро был обычный жулик, авантюрист. Все, к чему он стремился, — красивая жизнь. Убийство как-то не в его духе.
Фортунато передал ей "Ведьм и Колдунов" Дараула.
— Давайте выясним. Если, конечно, у вас нет более интересных занятий.
* * *
— Англия, — сказала Эйлин. — Тысяча семьсот семьдесят седьмой год. Вот когда это произошло. Его приняли в масонский орден двенадцатого апреля в Сохо. После этого масонство всецело завладевает его жизнью. Он основывает братство египетских масонов, начинает раздавать деньги и завлекать к себе всех высокопоставленных масонов, каких может.
— И что все это дало?
— Предположительно он предпринял какую-то поездку по сельской Англии и вернулся оттуда — цитирую — "другим человеком". Его магические силы возросли. Из авантюриста он превратился в подлинного мистика.
— Ясно, — кивнул Фортунато. — А теперь послушайте вот это. Вот что пишет Толстой о франкмасонстве: "Первейшая и главнейшая цель нашего ордена... заключается в сохранении и передаче потомкам одной важной тайны... тайны, от которой, возможно, зависит судьба всего человечества".
— Все это начинает пугать меня до чертиков, — заметила Эйлин.
— Это еще не все. Существо, изображенное на обороте цента Бэлзама, — шумерское божество по имени Тиамат. Именно с нее Лавкрафт списал своего Ктулху. Это исполинское бесформенное чудовище родом со звезд. Есть мнение, что идею для своей мифологии Лавкрафт подсмотрел в секретных документах своего отца. Его отец был масон.
— Значит, вы полагаете, что все это связано именно с ней. С Тиамат.
— Сложите все вместе, — сказал Фортунато. — Положим, этот масонский секрет как-то связан с властью над Тиамат. Калиостро становится обладателем тайны. Его собратья-масоны не станут использовать это знание во зло, поэтому Калиостро создает собственный орден — чтобы использовать его в своих целях.
— Чтобы привести это чудовище на Землю.
— Да, — эхом отозвался Фортунато. — Чтобы привести его на Землю.
Эйлин наконец перестала улыбаться.
* * *
Они заговорились дотемна. Ночь была ясная и холодная, и сквозь яркий свет люстры Фортунато различал звезды. Ему хотелось отключить их.
— Уже поздно, — сказала Эйлин. — Мне пора.
Это застало его врасплох. После дня, проведенного за совместной работой, его переполняла нервная энергия, хмельное возбуждение погони. Ум женщины восхищал его, и так хотелось, чтобы вся она раскрылась ему — ее секреты, чувства, ее тело.
— Останься, — попросил он, тщательно следя за тем, чтобы не использовать свою силу, не превратить просьбу в принуждение. — Пожалуйста.
В животе у него похолодело.
Эйлин поднялась, натянула свитер, брошенный на подлокотнике кресла.
— Мне нужно... переварить все это, — сказала она. — Слишком много всего для одного раза. Прости. — На него она не смотрела. — Мне нужно время.
— Я провожу тебя до Восьмой авеню, — предложил он. — А там ты сможешь поймать такси.
Звезды, казалось, излучали холод, какую-то ненависть к самой жизни. Он втянул голову в плечи и глубоко засунул руки в карманы. Несколько секунд спустя рука Эйлин обвила его пояс, и он на ходу привлек ее к себе.
Они остановились на углу Восьмой авеню и Девятнадцатой улицы, и почти тут же подъехало такси.
— Можешь не говорить, — сказала ему Эйлин. — Я буду осторожна.
В горле у Фортунато застрял такой тугой ком, что он не смог бы произнести ни слова, даже если бы захотел. Он обхватил ладонью ее затылок и поцеловал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23