Как коллективный владелец земли, сельское общество имело большие полномочия по организации хозяйствования, вторгаясь в индивидуальную деятельность крестьян. Сельские общества (до 1904 года) несли коллективную ответственность за уплату налогов своими членами». В колхозах же, согласно Уставу, принятому в 1930 году, земля закреплялась за артелью в бессрочное пользование, не подлежала ни купле-продаже, ни сдаче в аренду. Устав определял размеры приусадебной земли, находившейся в личном пользовании колхозного двора - от 1/4 до 1/2 га (в некоторых районах до 1 га). Определялось и количество скота, которое можно было содержать в личном хозяйстве колхозника. Для районов 1 группы Западно-Сибирского края, к примеру, нормы скота были таковы: 1 корова, до 2 голов молодняка, 1 свиноматка, до 10 овец и коз. Членами артели могли стать все трудящиеся, достигшие 16-летнего возраста, кроме бывших кулаков и лишенцев (то есть лишенных избирательных прав). Глава хозяйства - председатель - избирался общим голосованием . В помощь председателю избиралось правление колхоза. Сравнение этих двух форм показывает существенное различие их характеристик. Колхоз получал в свое пользование землю, которая являлась объектом общенародной собственности. Все сельскохозяйственные угодья не распределялись периодически между членами колхоза, как это имело место в общине. В основе общины был не коллективный труд, как в колхозах, а индивидуальная хозяйственная деятельность крестьян.
Вместе с тем надо отдать должное А.С.Шушарину, что он верно понял процесс коллективизации, как столкновение классовых интересов кулаков и бедняков. Он заметил по этому поводу: «При коллективизации, писал Бердяев, насилие совершалось над крестьянами не барами, не привилегированной «белой костью», а своими людьми. Грубо говоря, накапливающееся противоречие между 100 миллионами бедняков (в том числе и сельских люмпенов) и 10 миллионами богачей, кулаков разрешилось полностью в пользу бедняков» (Цит. изд. т.4. с.246).
Переходя к анализу политических процессов, в частности становлению сталинизма, А.С.Шушарин писал: «Альтернатива срыву, абстрактно, была, но «человеческий материал», в том числе резко ухудшенный предшествующими процессами (война, деклассирование части рабочих, влияние люмпенства и маргиналов), включая и саму идеологическую интеллигенцию (быстрая массовизация партии, причем уже как «партии власти»), а равно и политическую элиту, тоже претерпел свою трансформацию - верх над большевизмом взяли интеллектуально упрощенные силы. Весь этот процесс М.Ферро называет даже произошедшей «плебеизацией власти», а Л.С.Васильев со своей «теорией сервильности» даже «бунтом рабов». Похоже, но все ж односторонне и простовато. А если не упрощать, то как раз и произошло упрощение социально-политического процесса. Связь культур и субкультур (интеллигенция) из труднейшего диалога (нэп) сорвалась в доминирующий монолог. Это были и герои города и села. Но и не только. В верхах это были, условно говоря, монологические «плановики» (если угодно, администраторы), а в низах возобладали в деревнях Игнашки (В.Белов), в городе (хотя отнюдь и не на заводах) Швондеры и Шариковы (М.Булгаков), а упрощение в поворотах истории на трудной почве - это неизбежно кровь, террор, во всей их мерзости. Большевизм, революционное движение, мысль, мораль кончились. Но и завершили свое историческое дело. Потому и далеко не все Игнашками и Швондерами определялось. Тем более, еще раз повторю, не в решающем и опущенном Булгаковым и вроде даже А. Платоновым индустриальном секторе» (Цит. изд. т.4. с.253-254). Картина, нарисованная А.С.Шушариным, примитивна. Действительность была значительно сложнее (см. параграф 2.3.4. «Метаморфозы политической системы, или Диктатура во имя социализма» в моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества)». Кстати, уже в следующем абзаце А.С.Шушарин, противореча сам себе, заметил: «Еще в 1925 г. А.Белый писал о новой, становящейся интеллигенции, «часто рабоче-крестьянского слоя», которая, сначала оказавшись с «рассеченной грудью», воззовет (к середине 30-х гг.). Так оно примерно и произошло, проявившись в невиданном подъеме созидательного духа» (Цит. изд. т.4. с.254).
Давая определение сталинизму, А.С.Шушарин писал: «…сталинизм - это конкретно-исторический социально-политический режим с преобладанием личной власти, а резче - диктатура» (Цит. изд. т.4. с.255), что в принципе правильно. Следовало бы, однако добавить, что диктатура партийно-государственного аппарата породила Сталина, а не Сталин породил диктатуру.
Сопротивление сталинизму имело место, но оно было не массовым и плохо организованным и, я бы сказал, идеологически незрелым. А.С.Шушарин в связи с этим писал: «Последним же заметным и трагическим сопротивлением большевизма сталинизму был, видимо, «союз марксистов-ленинцев» М.Н.Рютина и др. Бескомпромиссная критика еще накатывавшегося сталинизма едва ли не по всем аспектам политики превосходила критику времен Н.Хрущева, а с учетом времени даже и современную. Но вся трагедия в том, что группа была уже малочисленна (осуждено 30 человек), сталинизм уже «пошел», причем и в низах, как скатывание к простым политическим чувствам и умонастроениям, следовательно, и к террору. Запущенная (а точней даже - отпущенная) же затем на этой основе истребительная машина террора во многом собственно и уничтожала «у советского народа голову - его революционную интеллигенцию» (О.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175