– На здоровье не жалуетесь?
– Нет, сэр. Я в жизни ни дня не болела.
– А вещи у вас с собой есть?
– Да, сундучок. Он у тети. Вон там.
– Ну что ж, Эммелина. Идите попрощайтесь с тетей и приносите его сюда.
Все это произошло потрясающе быстро. Казалось, с другими девушками он говорил куда дольше. А ее не спросил даже, почему она едет работать на фабрику! Неверной походкой она шла в сторону Ханны. Наваливалась дурнота; в любую секунду обморок мог бы повториться. Сделав отчаянное усилие, она кое-как сумела собой овладеть, Ханна и Абнер лучились навстречу улыбками. Это был первый раз, когда она видела Абнера улыбающимся. Похоже, только сейчас, когда все уладилось и было ясно, что Эммелина не станет ему обузой, он начал относиться к ней дружелюбно.
– Наш адрес у тебя есть, – сказала Ханна, передавая ей сундучок. – И вот, держи эту записку, здесь имя моей знакомой, хозяйки пансиона от корпорации «Эпплтон». Как только приедешь в Лоуэлл, сразу же попроси, чтоб тебя у нее поселили. Она за тобой присмотрит.
Эммелина кивнула. Все было как в дымке. Дядя и тетка поцеловали ее на прощание, и уже в следующий миг сундучок подняли и передали вознице, а саму ее чьи-то руки ловко подсаживали в фургон.
* * *
В крытом холстиной фургоне стоял полумрак. Девушки перешептывались. Их было человек тридцать, а может, и больше. В общем, фургон был заполнен, но так, что для каждой из пассажирок оставалось достаточно места, когда захочется вытянуться и лечь.
Снаружи крикнули, что фургон отправляется, и Эммелина поспешно опустилась на пол, задев при этом слегка ближайшую девушку. Та как будто не обратила внимания. Дернувшись, фургон тронулся, и внутри тоже произошли какие-то перемещения. Все оказались вдруг разбитыми на группы, хотя, может быть, это случилось и раньше, а может быть, эти девушки и прежде были знакомы. Они, конечно, и старше, и опытнее ее, и уж во всяком случае лучше знают, что ждет впереди.
Она почувствовала, что соседка, сидевшая так близко, что даже юбки соприкасались, вроде бы на нее посматривает, но не решилась проверить, правда ли это. Вытащив из кармана заветный кусок слюды, она принялась отколупывать верхний слой, но потом рассудила, что лучше оставить это занятие до Лоуэлла, и, спрятав слюду в карман, крепко сцепила руки замочком и положила их на колени.
Соседка негромко кашлянула, но, когда Эммелина к ней повернулась, сразу же отвела глаза в сторону. Получилось неловко, и щеки у Эммелины отчаянно запылали. Когда девушка кашлянула опять, она даже не шевельнулась, но та сама прошептала вдруг несколько слов.
– Вы что-то сказали? – спросила ее Эммелина.
– Я говорю, что, верно, простудилась, – прошелестело в ответ. И тут Эммелине стало понятно, что девушка отводила глаза от испуга, а вовсе не потому, что высокомерно отказывалась общаться. Кроме шали, у Эммелины был еще длинный шарф, подаренный Ханной, и она предложила соседке накинуть его.
– Ну что вы, как можно? – откликнулась та.
Но Эммелина настаивала, объясняя, что ей самой шарф сейчас совершенно не нужен, и, наконец поверив, что это правда, девушка согласилась на уговоры и взяла его. Но при этом так бурно и многословно благодарила, что неожиданно сильно раскашлялась. Сухой бывший кашель смутил Эммелину. Ей казалось, взрослые так не кашляют. Так могут кашлять лишь тяжело заболевшие дети. Девушку звали Оупел, и ей было двадцать, хотя выглядела она гораздо моложе. А жила, как выяснилось, рядом с Портлендом, но в таком же маленьком городке, как и Файетт. Эммелина рассказала Оупел о пансионе, который содержит знакомая ее тетки, и решено было, что девушки попробуют вместе там поселиться.
На другой день поздно вечером они наконец-то въехали в Лоуэлл. До этого, утром, Эммелина назвала мистеру Баркеру – так звали джентльмена с тетрадью – имя приятельницы своей тетушки и попросила поселить у нее. Мистер Баркер ответил, что сейчас нет вакансий на фабриках Эпплтона, но, видя огорчение Эммелины, пообещал устроить ее вместе с Оупел в какой-нибудь другой хороший пансион.
Теперь, вечером, Оупел спала, положив голову на колени Эммелине, а та, уже полностью стряхнув с себя сон, чутко прислушивалась ко всем звукам, которые доносились снаружи. Почти все девушки спали. Но то и дело какая-нибудь из них, шевельнувшись, слегка толкала соседку, а та в свою очередь тоже невольно меняла положение, и едва слышный вздох прокатывался по фургону, уподобляя спящие тела слабым и нежным деревцам, колеблемым сулящим ненастье ветром.
Впечатление это усиливалось еще и странным, постепенно все нарастающим гулом, напоминавшим разве что далекие, но беспрерывно повторяющиеся раскаты грома. Но все же нет, это был не гром и не стук колес – к нему-то она привыкла за путешествие. Это был ровный шум, делавшийся все громче, по мере того как они продвигались вперед.
Уже многие девушки просыпались, садились, терли глаза, начинали переговариваться. А Оупел спала, хотя странный шум был уже таким громким, что приходилось кричать прямо в ухо друг другу. Эммелина нащупала в темноте руку Оупел и крепко за нее ухватилась.
С каждой секундой шум нарастал все сильнее.
– Это вода гремит! Вода!
Когда гул стал совсем уж невыносимым, копыта застучали вдруг по-иному, чем прежде. Только что под колесами фургона была грунтовка, а теперь – доски.
– Да это же водопад! – Девушка, занимавшая место у задней стенки, набравшись храбрости, приподняла закрывавший отверстие край холстины, и ее восклицание сразу же стало передаваться из уст в уста.
Они переезжали мост в районе Потакетских водопадов. Неудивительно, что ни одна из девушек не опознала шума низвергающейся воды:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107