Подойдя, Эммелина накрыла его одеялом. Он шевельнулся.
– Эммелина, – прошептал он не то в полусне, не то наяву.
– Спокойной ночи, Саймон, – тихо сказала она в ответ.
– Эммелина? – проговорил он отчетливо, но по-прежнему не открывая глаза.
– Да, Саймон. Я здесь.
– Окажи мне честь, выйди за меня замуж.
– Нет, Саймон, – сказала она, благодаря небо, что громкий храп отца почти заглушает ее слова. – Я не могу. Мне нельзя замуж.
Разомкнув веки, он удивленно взглянул на нее:
– Почему?
– Да вот уж так вышло.
Она не могла сказать ему правды, но лгать не хотела. Вынужденная нести бремя лжи, скрывающей самое главное событие ее жизни, она была так измучена этим, что не могла позволить себе роскошь мелких выдумок, на которые так легко и бездумно идут другие.
– Я уже не могу изменить свою жизнь, Саймон, – сказала она, улыбнувшись. – Я старая дева. И я сама выбрала себе эту участь.
Саймон посмотрел на нее испытующе. Нет уж, пустыми отговорками ей не отделаться.
– Я говорю тебе чистую правду, – сказала она. – Я прожила здесь всю жизнь, уезжала только…
– Но я не прошу тебя уезжать.
– Я не могу уйти из дома. Особенно сейчас, когда надо будет выхаживать отца.
– Я могу позаботиться и о родителях, – сказал Саймон. – Пусть живут в моем доме. Места хватит.
Дом Саймона был не только просторнее, но и гораздо лучше мошеровского. Собственно говоря, он был чуть ли не лучший в Файетте. Но Саймон из деликатности не сказал этого.
– Нет, – покачала головой Эммелина. – Они не пойдут на это.
– А ты?
Она промолчала.
– Я не юнец, – заговорил снова Саймон. – Но я и здоров, и крепок.
Она печально улыбнулась:
– Дело не в твоем возрасте. Это я – слишком стара.
– Ты что-то утаиваешь, – решительно сказал Саймон, и она опустила глаза.
– У тебя есть кто-то другой?
– Другой?
– Кто-то, за кого ты хочешь выйти.
– Нет, Саймон, – сказала она с облегчением. – Честное слово, никого нет.
– Ну что ж, я не спешу, – заключил он.
Саймон не мог позволить себе выплачивать отцу полное жалование, но, временно взяв на его место мальчишку, платил Генри Мошеру разницу между его окладом и тем, что получал этот парень. Кроме того, он придумал, как еще можно поддержать Мошеров. Весной должны были ремонтировать и расширять проходившую через Развилку дорогу из Уэйна в Ливермол Фолс. Вот-вот прибудут землемер с бригадиром. Им понадобится жилье, а они люди неплохо обеспеченные. Пустив их к себе с пансионом, можно будет спросить с них хорошую плату.
– Ах, Саймон, и что бы мы без тебя делали? – с чувством сказала Эммелина. Благодарность переполняла ее, и в этой благодарности сквозило, пожалуй, что-то, не так уж далекое от любви.
– Слава Богу, нам не к чему это знать, – проворчал он смущенно, досадуя на себя, что не может найти должных слов, способных выразить его чувства.
Давно уже – может быть, даже с тех самых пор, как родился ее ребенок, – не была она так весела и полна сил. Да и Файетт весь жил радостным предвкушением – настроение необычное для мрачных зимних месяцев. Приезд целой бригады мужчин волновал всех. Отец больше не требовал виски и, пожалуй, даже и не страдал без выпивки. С философским спокойствием рассуждая о своей незадаче, он добавлял, что уж если приходится сидеть дома, то лучше сидеть в компании. Возможно, он был так спокоен, потому что со всем смирился, но вероятнее другое: он снова обрел надежду на лад между Саймоном и Эммелиной. Чуть что – и Саймон всегда появлялся, но, кроме того, заходил и запросто, без дела. Съездив в Льюистон, он привез оттуда целый набор карт: железных дорог, крупных почтовых трактов и новых путей, проложенных за последние десять лет. Часами их разглядывая, отец понемногу начал без прежнего ожесточения вспоминать о младших сыновьях, показывал жене и Эммелине города, в которых они побывали, и те, через которые скорее всего скоро пройдут. Возможность следить за их передвижением странным образом примирила его с их уходом.
Иногда отец с Саймоном вместе склонялись над картами. Благодаря их появлению стали понятнее все проблемы и скрещение интересов, которые постепенно вели к войне между северными и южными штатами. Конечно, и Генри, и Саймон, как, впрочем, и все остальные файеттцы, были безоговорочными аболиционистами, полагая, что если они здесь, на севере, пашут землю своими силами или же платят за наем лишних рук, то непонятно, почему эти южные джентльмены должны быть в ином положении.
По вопросу о возможной независимости Юга отец вдруг тоже занял жесткую позицию. Раньше он только пожимал плечами, говоря: если уж Югу приспичило, пусть себе создают собственное государство, но теперь, тыча в карты, запальчиво заявлял, что связавшие Север и Юг железные дороги соединили страну в одно целое и все планы раздела – недопустимы.
– Нет! Ты сюда только глянь, – говорил он какому-нибудь зашедшему проведать его приятелю (Саймон не в силах был уже в сотый раз слушать одно и то же). – Глянь сюда! Ты можешь сесть в поезд в Саванне, штат Джорджия, и ехать до самой Огасты, штат Мэн. Видишь? Вот это Саванна, Мейкон, Атланта; вот Чаттануга, Теннесси… Ноксвилл… Абингдон, Вирджиния; Линчберг; Вашингтон, округ Колумбия; Балтимор, Мэриленд… – Он смаковал эти слова, как будто каждое из названий имело для него тайный, собеседникам недоступный смысл. Мэриленд, например, – это край Мэри, красотки, которую он знавал в юности, до женитьбы. Филадельфия, штат Пен-н-нсиль-вания… Трентон, Нью-Джерси; Нью-Йорк, Нью-Хейвен, Провиденс, Род-Айленд… Бостон, Портленд, Огаста – вот куда прибыли! И как только у этих дубиноголовых плантаторов язык поворачивается говорить что-то об отдельном государстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107