Мы вышли и дальше пошли пешком. Улица приятно поразила меня своими домами, как сказала девушка, большей частью доходными и дорогими отелями. По ней мы прошли к набережной Борго Маринаро и живописному порту Санта Лючия. Здесь пестрили и теснились небольшие и уютные рыбные ресторанчики. Лодки и катера как нигде в Неаполе придавали этому району налет глубокой романтики, которую так любили изображать художники. В конце улицы Партенопе Франческа показала трехарочный фонтан "Иммаколателла" ("Непорочного Зачатия Девы Марии"). Отсюда открывался прекрасный вид на залив и Везувий, воспетый сотнями поэтов из разных стран.
- Ну, как тебе моя Родина? Нравиться? - спросила она, обняв меня за талию и встав лицом к заливу.
- Да! Это сказочно красиво!
- А Москва? Она тебе больше нравится?
- Любимая, это очень сложный вопрос. Москва моя родина, Неаполь – твоя. Ведь ты не будешь сравнивать эти разные города. Москва красива по-своему, к примеру, зимой, когда она вся в снегу, когда он еще и еще падает сверху, кружась и взмывая вновь вверх. Неаполь прекрасен летом, в яркое солнечное утро! Даже если он мне и нравиться больше, я все равно буду защищать свою родину. Такие мы уж дурные русские!
- Как бы я хотела побывать в Москве зимой! Я хочу увидеть снег! Я не видела снег! Ты же возьмешь меня зимой в Россию?!
- Да, солнце мое! Обязательно!
- Ну а теперь мы пойдем по маленьким кривым улочкам немного другого города, города местных жителей, а не туристов. Города с обшарпанными домами и вывешенным на их балконах постиранным бельем. Ты побываешь там, где соседки будут перекрикиваться стоя на своих балконах, там, где степенные неаполитанцы будут праздно проводить свою старость за столами и на скамейках возле домов, где будут припаркованы сотни маленьких стареньких авто, где черноголовые загорелые ребятишки, завидев иностранца, будут выпрашивать у тебя монетки, но чтоб не ниже евро, где стоит треск от сотни мчащихся скутеров. Это и есть настоящий город моего детства! Именно там я босоногой девчонкой бегала в магазин тетушки.
Я шел за ней, не беспокоясь о том, куда идем и зачем. Меня не покидала уверенность в том, что мы идем правильно и ни при каких обстоятельствах не заблудимся в этих узеньких улочках. На пути нам встретилась небольшая площадь, посреди которой бил такой же небольшой фонтан. Среди старинных домов, на стенах которых местами отсутствовала штукатурка, ютилась маленькая старинная базилика с колоколенкой и католическим крестом на крыше.
- Давай зайдем! – попросила Франческа. - Я давно не была в храме, не исповедовалась и не причащалась. Хочу помолиться! Ты можешь посидеть внутри, а можешь погулять по площади. Я не долго!
- Я с тобой!
- Хорошо, пойдем.
Внутри церкви было светло и даже просторно. Оказывается, внутренне убранство было намного богаче и интереснее чем могло показаться снаружи. Кроме прекрасных сводчатых потолков, мозаичного пола, старинных, натертых прихожанами до блеска дубовых скамеек, там были еще и искусные витражи. Солнечные лучи, веселыми зайчиками пробиваясь сквозь толстые синие, красные, желтые, зеленые стекла, образовавшие одну из сцен, описанных в Евангелие, отражались разноцветной картинкой на каменном полу базилики.
Войдя внутрь церкви, я, беря пример с истинной католички, подошел к чаше со святой водой, опустил туда руку и потом перекрестился на католический манер с преклонением одного колена. Чтоб не мешать Франческе, тихонько прошел в центр и сел на скамью. Она же прошла к одной из икон и, опустившись на колени, стала молиться. Здесь, в католическом храме, сидя на длинной лавке в среднем ряду и слушая тихие распевы монахов, доносившиеся из маленьких аудиоколонок, висящих на стенах, я ощутил настоящее умиротворение. Оно внезапно снизошло на меня как чудо, как благодать. Все тревоги, все заботы и страхи исчезли, растворились, остались за дверями этого храма. Я никогда не считал себя атеистом, а скорее причислял себя к верующим людям, не к бездумным фанатикам, а к осознанно верующим. Но, как и все представители моего поколения, мне до сих пор неизвестны ни церковные обряды, ни иконы святых, ни сама процедура богослужения, ни даже простые молитвы. «Отче наш», основная молитва христиан и та мной не выучена наизусть. Заходя в храм, я крещусь, думаю, молюсь и верю, но знаю, что делаю это скорее неправильно, по своему внутреннему убеждению о том, как это должно быть, а не по канонам церкви.
Видимо я очень углубился в себя, так как вздрогнул от неожиданности, когда рука Франчески коснулась моего плеча. Она без слов, только легким кивком головы в сторону дверей дала мне понять, что мы можем идти. Будто бы после глубокого сна, я встал и, чуть ли не зевая и потягиваясь, пошел за ней к выходу.
На улице нас встретило солнышко и теплый ветерок, дующий со стороны моря.
- Ты закончила? – спросил я девушку, глядя на ее светящееся и одухотворенное лицо.
- Да. Мне всегда так спокойно и хорошо на душе после молитвы. Ну, пойдем дальше?
- Пойдем, - взявшись за руки, мы прогулочным шагом оставили площадь, бьющий на ней фонтан, старинную церковь и вышли на узенькую улочку, которая через пять минут вывела нас на пересечение с широкой, по меркам Неаполя, улицей. Здесь было довольно многолюдно. Спешили по своим делам импозантные коренные жители. По той перпендикулярной улице стрекотали в разные стороны скутеры, управляемые не только молодежью, но и женщинами в возрасте. Звуки работающих двигателей мотороллеров иногда заглушали крики уличных торговцев и громкий говор прохожих, идущих мимо нас и размахивающих руками, и таким способом помогающих собеседнику уловить тонкости беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87