ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
К мужу. Тайком.
Давно стемнело, но свет Мария Николаевна не торопилась зажигать. Было что-то особенно доверительное, дружеское в таком разговоре впотьмах. Дубровинскому уходить не хотелось. А времени в запасе оставалось немного, пора на вокзал. Если он не уедет с ночным поездом и завтра не отметится в орловской полиции — так предупредили его и такую дал он подписку,— будет снова посажен в тюрьму. Зачем дразнить гусей? Ехать! Ехать!
— Да, с деньгами-то как у вас, Иосиф?—спохватилась Корнатовская.— Не стесняйтесь, надо — возьмите.
— Спасибо, Мария Николаевна,— сказал Дубровинский. И усмехнулся: — Деньги у меня есть. В охранке дали пять рублей. Доеду.
— Господи!—воскликнула Корнатовская.— Из поганых рук и взяли деньги! Да для чего же у нас «Красный Крест» и в нем Анна Егоровна старается?
— Ну, так уж получилось,— сказал Дубровинский.— Мне показалось, это вернее — сделать вид, что в Москве мне совершенно не к кому обратиться, нет друзей. И потом, ведь я же эти деньги по приезде в Орел им сразу верну. А Серебряковой Анне Егоровне от меня передайте сердечную благодарность. В тюрьме я все время чувствовал ее заботы. И вам, Мария Николаевна, за все, за все спасибо!
Уже у порога спросил, не знает ли она каких-нибудь подробностей относительно «Рабочей газеты». Удалось ли созвать съезд социал-демократов? Корнатовская покачала головой.
— Нет, не знаю... И кто провалил «Рабочую газету», тоже не знаю. Аннушку бы расспросить. Анна Егоровна, может, что я разузнала за эти дни. С нею давно я не виделась.— И, не принимая никаких возражений Дубровинского, все же вытащила из ридикюля трехрублевую бумажку и сунула ему в карман.
— Иосиф, возьмите, не обижайте меня,— сказала настойчиво.— Иначе я буду беспокоиться. В конце концов можете тоже вернуть!
В поезде было жарко, вагон забит пассажирами до отказа. Но Дубровинский все-таки успел занять верхнюю полку и теперь лежал, закинув руки за голову, сладко подремывая.
Вот так бы и ехать долго-долго под стук колес, сонно прислушиваясь к оживленному говорку соседей. О разном говорят. Кому-то выпала удача — большая ли, маленькая ли, а радостно. И голос мягкий, воркующий, и плечи свободно назад откинуты. Счастлив человек. А тут кого-то горе пришибло, семь бед одна за другой посетили, и неведомо — когда же придет им конец? Медленно, неохотно выговариваются слова. Но молчать тоже нельзя. Не может молчать человек ни в радости своей, ни в печали. Потому что один человек, сам по себе, не бывает. Кто один, тот бирюк. А люди всегда вместе.
Всякие идут разговоры. Кто-то недобрым словом — крестьян нин, мужик — барина своего помянул. Кто-то принялся рассказывать, как на заводе штрафами, вычетами бессовестными его допекли, а там и вовсе за ворота выставили, ходит теперь без работы, семья голодает...
Дубровинскому очень хотелось спуститься со своей полки, вступить в беседу. Но сдержался. Первый день на свободе. Надо хотя бы чуточку осмотреться. Самойленко-Манджаро однажды
зачитал филерские проследки за целый месяц. Действительно, как ради красного словца сорвалось у Зубатова, чуть не в постель забрались шпики. Кто знает, может, и сейчас чье-то «недреманное око» зорко следит за ними Двенадцатый час ночи...
А в это время в кабинете Зубатова сидел Самойленко-Манджаро. Он был радостно взволнован, как бывает взволнован иной любитель сложных математических задач, когда внезапно его осенит вдохновение и задача окажется красиво и просто решенной. Сейчас Самойленко-Манджаро докладывал Зубатову о результатах расшифровки какой-то цифровой тарабарщины в тетради, отобранной у Семеновой при выходе ее из тюрьмы. Эта тетрадь, как удалось ему установить, предназначалась для Кор-натовской.
Зашифрованное сообщение начиналось с просьбы передать Серебряковой, что арестованные очень нуждаются в помощи и что минские товарищи должны быть осторожнее...
— Ваши выводы, ротмистр?—спросил Зубатов, закуривая с нарочитой медлительностью.
— Шифровка написана явно не от имени самой Семеновой, она лишь передаточная инстанция, и сделала это по чьему-то поручению. Сидя в одиночке! Стало быть, приняла текст письма по стукам. Кто-то знал, что Семенова готовится к выходу на свободу раньше него, или, во всяком случае, рассчитывал, что сие послание она непременно сумеет передать Корнатовской. Из группы «Рабочего союза» после Семеновой, и самым последним, освобожден был Дубровинский. Вряд ли он мог простучать ей это письмо. Во-первых, он лично сам имел общение с Корнатовской, получал от нее книги и другие передачи. Зачем ему иметь посредником третье лицо? Во-вторых, слова о «товарищах из Минска»... Связей Дубровинского с Минском не установлено. Не говорит ли это о том, что свое поручение Семеновой простучал некто из арестованных, побывавший перед арестом в Минске?
— Логично,— сказал Зубатов. И выдул вверх тонкую струйку дыма.— Продолжайте.
— «Некто» мог и не быть прежде знаком с Семеновой. Но он узнал каким-то образом, что через Семенову можно связаться с Серебряковой. А это «Красный Крест». По филерским про-следкам со всей несомненностью установлено: в марте из Москвы в Минск ездил осколок «Рабочего союза» Банковский. Предполагаю, что Ванновский и есть «Некто».
— Тоже логично,— сказал Зубатов.— Вы радуете меня. Ведя дознание, обратите самое пристальное внимание на Банковского.
— Ну «помощь» — это, очевидно, поддержка продовольствием из «Красного Креста», которым ведает Серебрякова. А поскольку группа арестованных вместе с Ванновским, кроме него самого, не москвичи и, следовательно, родственников здесь не имеют, передач получать им не от кого, вся надежда у них на «Красный Крест» — это еще раз доказывает мою версию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308
Давно стемнело, но свет Мария Николаевна не торопилась зажигать. Было что-то особенно доверительное, дружеское в таком разговоре впотьмах. Дубровинскому уходить не хотелось. А времени в запасе оставалось немного, пора на вокзал. Если он не уедет с ночным поездом и завтра не отметится в орловской полиции — так предупредили его и такую дал он подписку,— будет снова посажен в тюрьму. Зачем дразнить гусей? Ехать! Ехать!
— Да, с деньгами-то как у вас, Иосиф?—спохватилась Корнатовская.— Не стесняйтесь, надо — возьмите.
— Спасибо, Мария Николаевна,— сказал Дубровинский. И усмехнулся: — Деньги у меня есть. В охранке дали пять рублей. Доеду.
— Господи!—воскликнула Корнатовская.— Из поганых рук и взяли деньги! Да для чего же у нас «Красный Крест» и в нем Анна Егоровна старается?
— Ну, так уж получилось,— сказал Дубровинский.— Мне показалось, это вернее — сделать вид, что в Москве мне совершенно не к кому обратиться, нет друзей. И потом, ведь я же эти деньги по приезде в Орел им сразу верну. А Серебряковой Анне Егоровне от меня передайте сердечную благодарность. В тюрьме я все время чувствовал ее заботы. И вам, Мария Николаевна, за все, за все спасибо!
Уже у порога спросил, не знает ли она каких-нибудь подробностей относительно «Рабочей газеты». Удалось ли созвать съезд социал-демократов? Корнатовская покачала головой.
— Нет, не знаю... И кто провалил «Рабочую газету», тоже не знаю. Аннушку бы расспросить. Анна Егоровна, может, что я разузнала за эти дни. С нею давно я не виделась.— И, не принимая никаких возражений Дубровинского, все же вытащила из ридикюля трехрублевую бумажку и сунула ему в карман.
— Иосиф, возьмите, не обижайте меня,— сказала настойчиво.— Иначе я буду беспокоиться. В конце концов можете тоже вернуть!
В поезде было жарко, вагон забит пассажирами до отказа. Но Дубровинский все-таки успел занять верхнюю полку и теперь лежал, закинув руки за голову, сладко подремывая.
Вот так бы и ехать долго-долго под стук колес, сонно прислушиваясь к оживленному говорку соседей. О разном говорят. Кому-то выпала удача — большая ли, маленькая ли, а радостно. И голос мягкий, воркующий, и плечи свободно назад откинуты. Счастлив человек. А тут кого-то горе пришибло, семь бед одна за другой посетили, и неведомо — когда же придет им конец? Медленно, неохотно выговариваются слова. Но молчать тоже нельзя. Не может молчать человек ни в радости своей, ни в печали. Потому что один человек, сам по себе, не бывает. Кто один, тот бирюк. А люди всегда вместе.
Всякие идут разговоры. Кто-то недобрым словом — крестьян нин, мужик — барина своего помянул. Кто-то принялся рассказывать, как на заводе штрафами, вычетами бессовестными его допекли, а там и вовсе за ворота выставили, ходит теперь без работы, семья голодает...
Дубровинскому очень хотелось спуститься со своей полки, вступить в беседу. Но сдержался. Первый день на свободе. Надо хотя бы чуточку осмотреться. Самойленко-Манджаро однажды
зачитал филерские проследки за целый месяц. Действительно, как ради красного словца сорвалось у Зубатова, чуть не в постель забрались шпики. Кто знает, может, и сейчас чье-то «недреманное око» зорко следит за ними Двенадцатый час ночи...
А в это время в кабинете Зубатова сидел Самойленко-Манджаро. Он был радостно взволнован, как бывает взволнован иной любитель сложных математических задач, когда внезапно его осенит вдохновение и задача окажется красиво и просто решенной. Сейчас Самойленко-Манджаро докладывал Зубатову о результатах расшифровки какой-то цифровой тарабарщины в тетради, отобранной у Семеновой при выходе ее из тюрьмы. Эта тетрадь, как удалось ему установить, предназначалась для Кор-натовской.
Зашифрованное сообщение начиналось с просьбы передать Серебряковой, что арестованные очень нуждаются в помощи и что минские товарищи должны быть осторожнее...
— Ваши выводы, ротмистр?—спросил Зубатов, закуривая с нарочитой медлительностью.
— Шифровка написана явно не от имени самой Семеновой, она лишь передаточная инстанция, и сделала это по чьему-то поручению. Сидя в одиночке! Стало быть, приняла текст письма по стукам. Кто-то знал, что Семенова готовится к выходу на свободу раньше него, или, во всяком случае, рассчитывал, что сие послание она непременно сумеет передать Корнатовской. Из группы «Рабочего союза» после Семеновой, и самым последним, освобожден был Дубровинский. Вряд ли он мог простучать ей это письмо. Во-первых, он лично сам имел общение с Корнатовской, получал от нее книги и другие передачи. Зачем ему иметь посредником третье лицо? Во-вторых, слова о «товарищах из Минска»... Связей Дубровинского с Минском не установлено. Не говорит ли это о том, что свое поручение Семеновой простучал некто из арестованных, побывавший перед арестом в Минске?
— Логично,— сказал Зубатов. И выдул вверх тонкую струйку дыма.— Продолжайте.
— «Некто» мог и не быть прежде знаком с Семеновой. Но он узнал каким-то образом, что через Семенову можно связаться с Серебряковой. А это «Красный Крест». По филерским про-следкам со всей несомненностью установлено: в марте из Москвы в Минск ездил осколок «Рабочего союза» Банковский. Предполагаю, что Ванновский и есть «Некто».
— Тоже логично,— сказал Зубатов.— Вы радуете меня. Ведя дознание, обратите самое пристальное внимание на Банковского.
— Ну «помощь» — это, очевидно, поддержка продовольствием из «Красного Креста», которым ведает Серебрякова. А поскольку группа арестованных вместе с Ванновским, кроме него самого, не москвичи и, следовательно, родственников здесь не имеют, передач получать им не от кого, вся надежда у них на «Красный Крест» — это еще раз доказывает мою версию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308