Карета была достаточно высокой, чтобы прическа герцогини, с перьями и эгретом, не помялась. Плащ Сары с капюшоном из темно-розового бархата, подбитый атласом в цвет платья, был сложен рядом на сиденье, а платье на жестких допотопных фижмах являло собой совершенно потешное зрелище.
— Думаю, потратим уйму времени, пока доберемся до центра Лондона, — заметил Уэссекс. — К счастью, Бакленд велел мисс Битон приготовить нам корзинку с едой, а то померли бы с голоду, не дождавшись свадебного пира.
Глаза Сары вспыхнули в полутьме, когда она глянула на хронометр, укрепленный в стене кареты.
— Восемь пятнадцать, — вздохнула она. Хотя герцогиня, в отличие от Уэссекса, была ранней пташкой, она терпеть не могла замкнутого пространства и вынужденного безделья. Перспектива просидеть пять часов в карете, медленно ползущей по улице, ее вовсе не вдохновляла.
— Жаль, что мы не можем пойти пешком, — тоскливо проговорила Сара.
— Конечно, не можем, — жестко ответил муж, хотя губы его дрогнули в усмешке. — Такие важные персоны, как герцог и герцогиня Уэссекские, не могут топать по улицам, как пехотинцы.
— Несомненно, вы правы, милорд, — покорно ответила супруга, но тут же сменила тон: — Руперт, а кто приходил к тебе утром? Я видела лошадь на улице.
Вопрос вернул Уэссекса к мыслям о его неприятных обязанностях. Во время свадебного обеда надо постараться переговорить с представителями колоний — в особенности католического Мэриленда, получившего привилегии в 1635 и ставшего ныне не только рассадником старой веры, но и гнездом тех, кто до сих пор хотел видеть на троне Англии католического монарха. Единственным благом от возвышения Наполеона было то, что якобиты-католики, которые предпочитали Джеймса, брата Карла, его сыну Монмуту, больше не могли надеяться на союз с Францией, поскольку сейчас она могла считаться католической страной лишь номинально. Что касается Вирджинии, голландского Нью-Йорка и квакерской Пенсильвании…
— Руперт, ты не слушаешь, — резко сказала Сара, и раздражение в ее голосе было слышно даже за грохотом колес.
— Я слушаю. Просто надеюсь, что мне не придется отвечать на вопрос, — ответил герцог.
— О, — Сара поскучнела, поняв, в чем дело. — Значит, это один из тех самых знакомых…
Уэссекс снова не ответил. Герцогиня с несчастным видом посмотрела на него. Хотя она и смирилась с его деятельностью, ее злило, что сама она ничего об этом не знает.
— Мы всего лишь обсудили глупые политические сплетни, — легкомысленно объяснил Уэссекс, пытаясь развлечь жену. — Кто бы назвал меня хорошим мужем, если бы я вознаградил тебя за твое терпение разговором, совершенно для тебя неинтересным, — о фракциях Нового Альбиона?
— Неинтересным? Новый Альбион — это же Америка! Я там родилась! — возмутилась Сара.
— Но ты родилась не в этой Америке, — напомнил Уэссекс. Он не в первый раз пытался представить себе мир Сары — совершенно немыслимо, чтобы колонии были вырваны из-под крыла английского закона, стали независимой республикой без короля и мало того — союзником французского тирана! Англия, о которой она рассказывала, казалась еще более чужой — страна, возглавляемая немецким выскочкой-принцем, чье вялое правление и жестокие налоги привели к мятежу в колониях.
Как всегда, попытки представить себе нечто совершенно немыслимо чуждое, потерпели неудачу. Стюарты оставались настоящими английскими королями, они правили мудро и справедливо с тех самых пор, как великая Елизавета передала свою корону первому из Яковов; немало помогли британской династии Великая Свадьба и договоры с Древним народом.
— Она не может очень сильно отличаться, — надулась Сара. Герцогиня почти ничего не знала об Англии ее собственного мира до своего путешествия сюда, так что не видела большой разницы между англичанами здесь и там.
— Возможно, — согласился Уэссекс. — Европа уж точно не слишком отличается, поскольку и в моем, и в твоем мире Франция и Англия воюют, и никто не может сказать, кто победит.
Вестминстерское аббатство было до отказа заполнено знатью Англии, ее колоний и ее союзников — более чем пятилетние дипломатические усилия наконец возымели результат, и свадьба, которая свяжет браком протестантской принцессы и наследника английского престола Данию и Священный союз, наконец вот-вот свершится.
Внутри аббатства было душно и жарко, воздух был полон ароматами духов и благовоний. Церковь сияла свечами, их пламя к тому же добавляло тепла. Непрерывно слышалось шуршание, поскольку гости то и дело вставали и пытались сесть поудобнее, изнывая от жары в своих предписанных этикетом шелках и тяжелом, усыпанном драгоценностями бархате.
Джеймс Чарльз Генри Дэвид Роберт Стюарт, принц Уэльский и герцог Глочестерский, стоял рядом с архиепископом Кентерберийским и, искусно изображая нетерпение, ожидал свою невесту. Он был одет в белый атлас с серебряным кружевом, на фоне которого его светло-каштановые волосы и серые глаза выглядели особенно эффектно. Небольшой венец из розового золота, изготовленный специально для этой церемонии, охватывал его покрытый бисеринками пота лоб.
Неподалеку переговаривались шаферы — четверо зятьев принца, мужья сестер, ведь он был в семье самым младшим, причем единственным ребенком мужского пола. Все четыре его сестры были уже замужем — одна за Леопольдом, принцем из Саксен-Кобург-Готской династии, вторая за Дунканом, шотландским лордом королевского рода, третья — за русским великим князем Александром, четвертая — за графом Дрогеда из англо-ирландской знати. Их браки, как и брак самого Джейми, были политическими, поскольку узы родства становились и узами деловыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112