У отца Сифанса были собственные покои, куда он удалялся после
занятий. Юлий же спал в общежитии вместе с другими послушниками. В отличие
от духовных отцов, им были запрещены любые развлечения - вино, песни,
женщины - все было под строгим запретом. А пища была попросту скудной. Она
выделялась из приношений богу Акха.
- Я не могу сосредоточиться, я голоден, - сказал однажды Юлий своему
наставнику.
- Голод - это всеобщее чувство. Не может же Акха накормить досыта
всех. Он защищает нас от враждебных сил.
- Что важнее, выживание или личность?
- Личность обладает значимостью в своих собственных глазах. А
поколениям принадлежит будущее.
Юлий постепенно постигал софистическую манеру рассуждать.
- Но поколения состоят из личностей.
- Поколения не являются суммой личностей. Они вбирают в себя надежды,
планы, историю, законы - и прежде всего преемственность. Они вбирают в
себя как прошлое, так и будущее. Акха не хочет иметь дела с индивидуумами,
поэтому личность должна быть приведена к полной покорности, и если
понадобится - уничтожена.
Довольно искусно духовный отец заставлял Юлия соглашаться. С одной
стороны, он должен обладать слепой верой, а с другой - ему необходим
трезвый разум. Ибо в своем многовековом существовании под землей обществу
были необходимы все виды защиты, и оно нуждалось как в молитве, так и в
рационалистическом мышлении. В священных песнопениях говорилось, что в
будущем Акха может потерпеть поражение в своем единоборстве с Вутрой, и
тогда мир будет объят небесным пламенем. Поэтому, чтобы избежать горения,
индивидуальность должна быть погашена.
Юлий шел по подземным залам, галереям, а новые мысли роем теснились в
его голове. Они полностью опрокидывали его прежнее понимание мира - и в
этом как раз и заключалась их прелесть, поскольку каждое новое
проникновение в суть вещей подчеркивало, насколько далеко ушел он от
прежнего невежества.
Среди всех своих лишений он вдруг обрел существенное наслаждение,
которое успокаивало его взбудораженную душу. Священники находили себе
дорогу в темном лабиринте ощупью, как бы читая стены. Как это делалось,
являлось великой тайной, в которую должны были со временем посвятить Юлия.
Но в подземных лабиринтах можно было ориентироваться по музыке,
услаждающей слух. Юлий по наивности думал, что слышит голос духов над
головой. Ему и в голову не приходило, что это была мелодия, издаваемая
однострунной врахой. И это не удивительно - ведь он никогда не видел
враху. А если это не духи, то вероятно, завывание ветра в расщелинах.
Свое наслаждение мелодией он хранил в такой тайне, что ни у кого не
спрашивал о слышимых им звуках, даже у своих товарищей-послушников, пока
однажды не оказался с Сифансом на церковной службе. Хор занимал важное
место в богослужении, и особенно монодия, когда один голос ввинчивался в
пустоту мрака. Но что больше всего полюбилось Юлию, так это звуки
инструментов Панновала.
Ничего подобного он не слышал на Перевале. Единственная музыка,
которую знали дикие племена - это рокот барабанов, постукивание костяшек,
хлопанье в ладони. Именно под влиянием этой волшебной музыки Юлий убедился
в реальности своей пробуждающейся духовной жизни. Одна мелодия в
особенности захватила его. Это была партия одного инструмента, который
звучал громче всех других, затем резко обрывался на одной высокой ноте, и
затихал.
Музыка почти заменила Юлию свет. Когда он говорил об этом со своими
товарищами-послушниками, то обнаружил, что они совсем не разделяли его
восторженность. Однако он понял, что в жизни послушников Акха занимал
больше места, чем в его собственной. Большинство послушников или любили,
или ненавидели Акха со дня своего рождения. Акха для них был составной
частью мироздания.
Когда Юлий в часы, отведенные для сна, старался разобраться во всех
этих загадках, он ощущал вину за то, что не был таким, как другие
послушники. Он любил музыку Акхи. Она была для него новым языком. Но ведь
музыка - это творение гения человека, а не?..
Когда он отметал одно сомнение, возникало другое. А как насчет языка
религии? Разве это не творение людей, подобных отцу Сифансу?
- Вера - это не спокойствие души, а томление духа, вечное томление.
Только Великая Битва является успокоением. - Что же, по крайней мере часть
вероучения была правдой.
Но вообще-то Юлий большей частью помалкивал и поддерживал лишь
поверхностное знакомство со своими товарищами.
Обучение послушники проходили в низком сыром туманном зале под
названием Расщелина. Иногда они пробирались туда в кромешной тьме, иногда
при свете чадящих фитилей, почти не дающих света, которые несли духовные
лица.
Каждое занятие кончалось тем, что священник клал руку на лоб
послушника, мял его, а затем делал характерный жест у виска, над чем
послушники смеялись в своей спальне. Пальцы у священников были грубые от
того, что они постоянно скользили по стенам, читая их при стремительном
передвижении по лабиринтам Святилища в кромешной тьме.
Каждый послушник сидел лицом к учителю на скамье причудливой формы,
сделанной из глиняных кирпичей. В каждой скамье был вырезан свой
собственный рисунок, который позволял легко отыскать ее в темноте.
Учитель сидел верхом на глиняном седле, слегка возвышаясь над
учениками.
По прошествии нескольких недель отец Сифанс впервые заговорил о
ереси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23