"И откуда ты взялся, такой веселый парень! – говорили ямщики, не без сожаления расставаясь с необычным пассажиром. – «Приезжай к нам еще!», – поскольку он слезал через три-четыре станции, откуда уже с другими ямщиками продолжал ту же игру, – всегда проезжая небольшой отрезок пути и никогда не говоря конечного пункта своего следования, и вообще не упоминая ни одной станции, которые он не знал и в названии которых не хотел ошибиться. Он ехал – покуда хватит «аршина водки» или нескольких аршинов, – и так неуклонно и надежно продвигался из Сибири в европейскую Россию, избегая всяких встреч с полицией.
Так, несмотря на весь свой грузинский, «капказский» вид и вопреки явно нерусскому акценту и речи, Сталину удавались его дерзкие побеги из самых отдаленных углов Российской империи. Он знал народ, и народ, чувствуя это, был на его стороне, разумеется, и не подозревая, с кем в действительности имеет дело.
Прибыв в Петербург в середине сентября 1912 г., Сталин с головой уходит в революционную работу. Он готовит по указаниям Ленина выборы от рабочей курии Петербурга в IV Государственную Думу, в октябре пишет «Наказ депутату», одобренный Лениным, а в ноябре и декабре не только ведет интенсивную переписку с Лениным, но и дважды выезжает к нему на встречи в Австро-Венгрию, в Краков и начинает работать над статьей «Марксизм и национальный вопрос», чрезвычайно серьезно отнесясь к прямому заданию Ленина.
Вторая, декабрьская встреча Сталина с Лениным происходит накануне дня рождения Сталина и Рождества.
Сталин прибывает вместе с депутатами Думы – его 33-х летие приобретает торжественный характер, он может, таким образом, подвести буквально рекордно-победные итоги своего решающего в жизни года:
1) Трижды удачные побеги;
2) Избрание в руководство партии;
3) Активная, увенчавшаяся победой работа в Петербурге по выборам большевиков-депутатов в Государственную Думу;
4) Успешный и расширяющийся выход «Правды», формирование вокруг нее широкого большевистского ядра среди рабочего класса и в революционном движении, и, наконец
5) Явно открытое одобрение и благожелательное отношение самого В.И.Ленина к сталинской работе в области марксистской теории (Ленин неоднократно высоко оценивает работу Сталина в письмах А.М.Горькому, Л.Б.Каменеву, и А.А.Трояновскому, говорит о ней многим другим товарищам). Для Сталина ленинская оценка в этой области была крайне важна, имела гигантское значение как чисто личное, так и для поднятия авторитета Сталина в партии.
Все эти факты вместе взятые вызывают у Сталина, уже ранее складывавшееся решение – посвятить свою деятельность исключительно работе в России, уйти, оторваться от своего закавказского региона, выйти на широкую дорогу общероссийской политической деятельности.
Поездки за границу, в Австро-Венгрию, столь сходную своими общими условиями национальных взаимоотношений и национальной борьбы с Российской империей и даже с Закавказьем, – впервые оставляют у Сталина иное впечатление от заграницы, чем отпугивающе действовавшая на всех кавказцев обстановка в Скандинавии и Великобритании, где ему ранее приходилось бывать (Таммерфорс, 1905; Стокгольм 1906; Лондон, 1907). Оказывается, не так страшен черт! Оказывается, не страшно в перспективе участвовать в решении не только сугубо внутренних партийных проблем и национальных проблем российского рабочего движения, но и в такой сфере, как международные проблемы рабочего движения, т.е. в той области, которая все еще оставалась прерогативой таких рафинированных представителей, высокообразованной интеллигенции в партии как Ганецкий, Луначарский, Красин, Коллонтай, Литвинов, Арманд, Боровский, составлявших, так сказать, передовой отряд ленинской дипломатической когорты, имевших и соответствующее воспитание и научный уровень и опыт светского общения и, не в последнюю очередь, – обладавших знанием трех-четырех европейских языков.
Сталин, разумеется, и не мог в то время мечтать войти тесно в эту когорту, но сознавать себя разбирающимся в «заграничных проблемах» он все же после посещения Кракова и Вены в конце 1912 г. уже мог. Он стал усиленно изучать немецкий язык, не надеясь суметь говорить на нем, но по крайней мере, начав довольно сносно читать и понимать немецкую политическую литературу.

8. На пути к выбору нового партийного псевдонима

Все это вместе взятое и предопределило еще ранее намеченную смену партийного и писательского псевдонима. Ни в партии русского пролетариата, ни тем более перед лицом международного рабочего движения, Иосиф Джугашвили, как член руководства большевиков, не мог уже оставаться Кобой.
Этот псевдоним, ранее не нуждавшийся в пояснении в кавказских условиях, и полный исторического и психологического смысла, теперь, переставал «работать», попав в русскую среду, т.е. уже не выполнял свою функцию.
Более того: он становился совершенно непонятным на фоне другой языковой среды, и даже превращался во что-то несерьезное, чуть комичное. А старый семинарист Иосиф Джугашвили, прилежно штудировавший древне-греческую философию, прекрасно знал классический философский постулат Аристотеля о том, что смешное есть главное отражение несовершенного, и поэтому смешное – самое неприемлемое в политике.
Юмор, смешочки, смешки да хаханьки – были всегда связаны с представлением о паясничанье, скоморошестве также и в среде простого русского народа, который рассматривал таких «юмористов», как юродивых, а потому и относился к ним в массе своей не только не серьезно, но и ощущал, как и образованные люди, в действиях юродствующих нечто несолидное, неприятное, шокирующее «Смех – свидетельство неполноценности, ущербности, низости», – говорит Аристотель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48