Наташа не отвечала. - Не хотите ли выпить чего-нибудь? - спросил я. - Не выношу эту кока-колу. Дурацкий напиток! - А как насчет водки? Она подняла голову. - Насчет водки? Водки здесь не достанешь, раз нет Меликова. Куда он, кстати, делся? Почему его до сих пор нет? - Не знаю. Но у меня в номере стоит початая бутылка водки. Можем распить ее. - Разумное предложение, - сказала Наташа Петрова. И прибавила: Почему вы не внесли его раньше? Водки было на донышке. Я взял бутылку и с неохотой пошел обратно. Может, Меликов скоро явится? Тогда я буду играть с ним в шахматы до тех пор, пока не приду в равновесие. От Наташи Петровой я не ждал ничего путного. Я подошел к столу в холле и почти не узнал ее. Слез как не бывало, она напудрилась и даже встретила меня улыбкой. - Почему, собственно, вы пьете водку? Ведь у вас на родине ее не пьют. - Правильно, - сказал я. - В Германии пьют пиво и шнапс, но я забыл свое отечество и не пью ни пива, ни шнапса. Насчет водки я, правда, тоже не большой мастак. - Что же вы пьете? Какой идиотский разговор, подумал я. - Пью все, что придется. Во Франции пил вино, если было на что. - Франция... - сказала Наташа Петрова. - Боже, что с ней сделали немцы! - Я здесь ни при чем. В это время я сидел во французском лагере для интернированных. [47] - Разумеется! Как враг. - До этого я сидел в немецком концлагере. Тоже как враг. - Не понимаю. - Я тоже, - ответил я со злостью. И подумал: сегодня какой-то злосчастный день. Я попал в заколдованный круг и никак не вырвусь из него. - Хотите еще рюмку? - спросил я. Решительно, нам не о чем было разговаривать. - Спасибо. Пожалуй, больше не надо. Я уже до этого довольно много выпила. Я молчал. И чувствовал себя ужасно. Вокруг люди - один я какой-то неприкаянный. - Вы здесь живете? - спросила Наташа Петрова. - Да. Временно. - Здесь все живут временно. Но многие застревают на всю жизнь. - Может быть. Вы тоже здесь жили? - Да. Но потом переехала. И иногда думаю, лучше бы я никогда не уезжала отсюда. И лучше бы я никогда не приезжала в Нью-Йорк. Я так устал, что у меня больше не было сил задавать ей вопросы. Кроме того, я знал слишком много судеб, выдающихся и банальных. Любопытство притупилось. И меня совершенно не интересовал человек, который сокрушался из-за того, что приехал в Нью-Йорк. Этот человек принадлежал к иному миру, миру теней. - Мне пора, - сказала Наташа Петрова, вставая. На секунду меня охватило нечто вроде паники. - Разве вы не подождете Меликова? Он должен прийти с минуты на минуту. - Сомневаюсь. Пришел Феликс, который его заменяет. Теперь и я увидел маленького лысого человечка. Он стоял у дверей и курил. - Спасибо за водку, - сказала Наташа. Она взглянула на меня своими серыми прозрачными глазами. Странно, иногда нужна самая малость, чтобы человеку помогло. Достаточно поговорить с первым встречным - и все в порядке. [48] Наташа кивнула мне и двинулась прочь. Она была еще выше ростом, чем я предполагал. Каблуки ее стучали о деревянный пол громко и энергично, словно затаптывали что-то. Звук ее торопливых шагов странно не соответствовал гибкой и тонкой фигуре, слегка покачивавшейся на ходу. Я закупорил бутылку и подошел к стоявшему у дверей Феликсу - напарнику Меликова. - Как живете, Феликс? - спросил я. - Помаленьку, - ответил он не очень дружелюбно и взглянул на улицу. Как мне еще жить? Я вдруг почувствовал, что ужасно завидую ему. Стоит себе и спокойно покуривает. Огонек его сигареты стал для меня символом уюта и благополучия. - Спокойной ночи, Феликс, - сказал я. - Спокойной ночи. Может, вам что-нибудь нужно? Воды? Сигарет? - Не надо. Спасибо, Феликс. Я открыл свой номер, и на меня, подобно огромному валу, накатило прошлое. Казалось, оно поджидало моего прихода за дверью. Я бросился на кровать и вперил взгляд в серый четырехугольник окна. Теперь я был совершенно беспомощен. Я видел множество лиц и не видел иных знакомых лиц. Я беззвучно взывал о мести, понимая, что все тщетно; хотел кого-то задушить, но не знал кого. Мне оставалось только ждать. А потом я заметил, что ладони мои намокли от слез.
V
Адвокат заставил меня просидеть в приемной битый час. Я решил, что это нарочно: видно, так он обрабатывал клиентов, чтобы сделать их более податливыми. Но моя податливость была ему ни к чему. Я коротал время, наблюдая за двумя посетителями, сидевшими, как и я, в приемной. Один из них жевал резинку, другой пытался пригласить секретаршу адвоката на чашку кофе в обеденный перерыв. Секретарша только посмеивалась. И правильно делала! У этого типа была вставная челюсть, а на коротком толстом мизинце с обгрызанным [49] ногтем сверкало бриллиантовое кольцо. Напротив стола секретарши между двумя цветными гравюрами, изображавшими уличные сценки в Нью-Йорке, висела окантованная табличка с одним словом - "Think!"(1). Этот лапидарный призыв мыслить я замечал уже не раз. В коридоре гостиницы "Ройбен" он красовался в весьма неподходящем месте - перед туалетом. Самое яркое проявление пруссачества, какое мне до сих пор довелось увидеть в Америке! Адвокат был широкоплечий мужчина с широким, плоским лицом. Он носил очки в золотой оправе. Голос у него был неожиданно высоким. Он это знал и старался говорить на более низких нотах и чуть ли не шепотом. - Вы эмигрант? - прошептал он, не отрывая взгляда от рекомендательного письма, написанного, видимо, Бетти. - Да. - Еврей, конечно. Я молчал. Он поднял глаза. - Нет, - сказал я удивленно. - А что? - С немцами, которые хотят жить в Америке, я дела не имею. - Почему, собственно? - Неужели я должен вам это объяснять? - Можете не объяснять. Объясните лучше, почему вы заставили меня прождать целый час? - Госпожа Штейн неправильно меня информировала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21