- Их всех раздавило?! - восхищенно спросил Калхас.
- Всех? . .- хмыкнул Дотим: - Ну, пожалуй, не всех.
Двоих-троих придавило, вместе с лошадьми. Зато лошади
испугались, остальные повернули обратно и едва не потоптали
пельтастов. Замечательно! Мы безо всякой спешки одолели подъем и
убрались из мешка!
Во время этих рассказов Калхас почти забывал об уродстве лица
Дотима. Перед ним был удачливый Воин, чей дух почти превращал
изувеченное лицо в лицо Героя.
Гиртеада отнеслась к наемнику с симпатией. Дотим сразу же
обрушил на жену Калхаса бестолковую, но обильную лесть.
Девушка, смеясь, принимала ее, и, сама не оставаясь в долгу,
придумывала комплименты по поводу внешности наемника. Их
соревнование переходило в дружескую пикировку - Калхас иногда
хохотал, слушая их, до колик в животе.
С не меньшим удовольствием Гиртеада встречала Иеронима. Внимание
историка было ей приятно, она чувствовала, что имеет над ним
власть и - Калхас видел это - ощущение власти придавало
Гиртеаде чисто женской уверенности в себе. Аркадянин без всякой
ревности смотрел на знаки внимания со стороны Иеронима, ибо
уверенность эта не превращалась в кокетство. Девушка вдыхала ее
почти бессознательно и взрослела прямо на глазах.
Вечера, проведенные с историком, были спокойными и
рассудительными. Обычно Иероним неторопливо рассказывал им об
Александре, почти всегда подчеркивая роль, которую играл при
Царе Эвмен. Однажды Калхас прямо спросил у рассказчика:
- А твоя преданность стратегу никогда не подвергалась
испытанию?
Иероним внимательно посмотрел на него:
- Почему ты спросил об этом? . . Или опять... боги?
С времени начала вашей любви ты не беспокоил меня странными
словами.
- Может быть, они давали мне отдохнуть? - задумчиво
произнес предсказатель.- Сейчас мне хочется сказать еще одну
непонятную вещь: сегодня исполнился год со дня рождения
человека, при дворе которого ты проведешь старость.
- Македонского царя? Ты мне уже говорил.
- Да. Может быть, это будущий царь.
- Странно и тревожно,- смутился историк.- В
царской семье, даже в ее боковых ветвях, в прошлом году не
рождался, по-моему, никто... А что касается преданности - да,
она была испытана. Когда Эвмен укрывался в Норе, он решил
попытаться связаться с Антипатром, тогдашним регентом. Мне
удалось выбраться из крепости. Тайно побывал в Македонии. Но на
обратном пути люди Антигона захватили меня. И... и не скажу,
что те дни, которые я провел у него в лагере, были злыми. Он
могущественный человек - и воин, и правитель. Очень властный,
но всегда держит себя в руках. Очень умный, прозорливый, помнит
все и всех. Видишь, даже сейчас я хвалю этого человека.
Подчиниться, исполнить его волю казалось таким же естественным
делом, как выпить заздравную чашу на пиру.- Иероним задумчиво
потер лоб.- По-моему, я испугался именно этого. Из моей головы
не изгладилась еще память об Александре - и я не могу при жизни
его наследников склониться перед новоявленным царьком. Говорят,
в жилах Антигона течет кровь вождей какого-то из македонских
племен. Великий Филипп превратил его род в слуг, теперь же
старая кровь пытается взять свое. Да, к счастью я помнил
Александра, подлинного повелителя, и Эвмена, моего друга.
По-моему, Антигон понял, что служить ему я не смогу. Он и
отпустил меня в Нору... Интересно, но ощущение окончательно
преодоленного искушения появилось только перед воротами
крепости.
- Окончательного? - переспросил Калхас, сам удивляясь
своему вопросу.
- Конечно! - возмутился Иероним.- К чему ты клонишь?
- Нет-нет, я верю тебе,- поспешно сказал пастух.- Не
знаю, отчего вырвалось. Я не могу не верить тебе.
- И я верю,- добавила Гиртеада.
Калхасу нравилась ее дружба с Иеронимом и Дотимом. Но ему
приходилось мириться с тем, что даже роль посаженного отца не
избавила жену от недоверия к Эвмену. Может быть, это была обида
за его слабость перед Софией, за страдания, слабостью этой
вызванные. Может быть, она видела нечто, чего не замечал Калхас.
Связно определить причину недоверия она не могла, лишь однажды
сказала вещь, над которой пастух потом долго размышлял:
- По-моему, на нем лежит тень какой-то неудачи. Ты не
боишься идти за ним?
Еще менее доверия у девушки вызывали Антиген и Тевтам.
- Они вообще не отсюда. Чужие всем - тебе, Дотиму,
Эвмену. Злые старики. Зачем они стратегу?
Ее наивные вопросы ставили Калхаса в тупик. Он, конечно,
объяснял Гиртеаде, что аргираспиды - знаменитые воины, что
Антиген - сатрап Суз, а в Сузах - царская казна, но прекрасно
понимал законность сомнений. Аргираспиды - при всей их
доблести, при всей похвальбе былой близостью к Александру,- в
борьбе за права царской семьи были случайными людьми.
Гиртеада обладала способностью прояснять то, на что Калхас
бессознательно закрывал глаза. Несмотря на собственные
предсказания, участие и внимание со стороны Антигена было ему
приятно, а воспоминание об освобождении жены вызывало бурное
чувство благодарности. Но осторожность Гиртеады заставляла
взглянуть на македонян менее восторженными глазами, и иногда
предчувствия омрачали радость пастуха.
* * *
Однажды эти предчувствия едва не подтвердились. Вечером, перед
очередной ночевкой, пока разбивали лагерь, Калхас задержался,
разговаривая со стратегом. Когда он наконец зашел в свою
палатку, то увидел там насупленную Гиртеаду и молчаливо стоящих
перед ней вождей аргираспидов.
- Почему твоя жена боится? - ухмыляясь, спросил
Антиген.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50