Эмоциональный шок, который я испытываю, видя ее беззащитный половой орган, заставляет меня въезжать в нее подобно жеребцу, дрожа от нетерпения. ЛОРД КОБАЛД: Ваш изобразительный дар делает вам честь. Именно так я сам воображал разницу между вашими сестрами. Вам повезло, что они у вас такие талантливые. Моя собственная сестра, когда я наконец с трудом преодолел ее скромность, испытала достаточное наслаждение, но сама оказалась на редкость безвкусной и пресной, как залежалое яблоко, слишком долго провалявшееся в вазе.
Я отложил в сторону книгу и взглянул на Кевина, который был погружен в «Опровержение Хьюма». Если бы он оторвался на мгновение от чтения ивзглянул на меня, то я бысказал ему, что это очередная фальшивка. Возможно, первая страница действительно принадлежит перу Донелли, так как она несет на себе печать психологической тонкости, которую и следовало бы ожидать от него. Но абзац, повествующий о сестрах, имеет отчетливый привкус «Философии будуара» де Сада, а последнее предложение вообще несет в себе совершенно не характерный для Донелли оттенок грубости, которую ничем нельзя оправдать, даже психологически тонким проникновением в суть характера девушки.Когда Кевин поднял взор от машинописной рукописи, я изменил свое первоначальное намерение и решил ничего не говорить о книге. Если я объясню ему, что считаю ее подделкой, то тем самым признаюсь, что мне уже многое известно о подлинном Донелли. Поэтому, как бы между прочим, я заметил, что, на мой взгляд, все это довольно увлекательное чтиво. Кевин пришел в восторг от «Опровержения Хьюма» и попросил разрешения сделать копию, чтобы написать статью об эволюции стиля Донелли. Я пообещал ему это, но не ранее, чем покажу эссе сестрам Донелли. Уже было далеко за полдень, и я поспешил в Лимерик. И только тогда я вспомнил, что совсем забыл спросить у него, известно ли ему что-нибудь о скандальной истории, связанной с леди Мэри Гленни.Я высадил Диану и Мопси в Лимерике, где они собирались походить по магазинам, затем повернул на юг и поехал по дороге в Корк, которая тянулась бесконечной лентой по плоской, сонной пасторальной стране, выглядевшей ярко-зеленой под апрельским солнцем. Я остановился в Балликахане, чтобы спросить дорогу к замку Донелли, и мне сказали, что я слишком далеко заехал в южном направлении и мне следует повернуть назад к Адаре, а там свернуть на дорогу к замку. Получив исчерпывающие указания, я благополучно добрался до цели, подъехав к замку Донелли около трех часов пополудни.Это, конечно же, был никакой не замок, а дом в стиле королевы Анны, выстроенный из серебристого песчаника с коринфскими пилястрами из красного кирпича. Стены были покрыты плющом, а в доме царила атмосфера запустения и заброшенности, которая вообще свойственна всем ирландским домам, особенно в Конноте и Манстере. Красивый пролет из белых, как лилии, ступенек, изгибаясь, вел к парадной двери. Поверхность ступенек была такой неровной, что я удивился, как вообще можно по ним ходить, не повредив себе ноги. Рядом с домом протекала река Мей, и на фоне неба чернели руины старинного аббатства Адар. С болью я подумал, что этот замок выглядел новым и даже прекрасным, когда в нем родился Эсмонд – он построен в 1700 году, – и что, вероятно, стены не были покрыты плющом, когда он здесь умирал. Я как бы совершил мгновенный прыжок в далекое прошлое и остро ощутил быстротечность времени.Не успел я взойти по ступенькам до площадки наверху, как дверь открыла энергичная леди в дорожном платье, с короткими седыми волосами. Ноги она широко расставила в стороны, подобно деревенскому эсквайру из книг Роуландсона. Она крепко по-мужски пожала мне руку.– Я Эйлин Донелли. Рада вас видеть. – У нее был выговор английской высокосветской леди с легким ирландским акцентом, особенно при произношении гласных звуков. – Очень хорошо, что вы нас навестили.Здание было впечатляющее и холодное, с огромным лестничным пролетом, ведущим в темные и мрачные верхние покои, повсюду было много мрамора, который странно контрастировал с облупившимися викторианскими обоями. Но в библиотеке, куда она меня привела, было тепло и уютно, ярко горел камин. Другая леди, также облаченная в мужской костюм, что-то вязала, сидя у огня. Сестра представила ее как мисс Тину. Она была небольшого роста, с красивым лицом, и ей гораздо больше подошло бы женское платье. Я подозревал, что бриджи для верховой езды были защитой от холода. Дамы предложили мне чаю, и мисс Тина отправилась на кухню его заварить. Мисс Эйлин осталась у камина, широко расставив ноги, заложив руки за спину, и развлекала меня ничего не значащими разговорами о погоде, пейзаже и т. п. Затем она заговорила об Америке, которой она, казалось, очень интересовалась, и после десятиминутного светского разговора, как бы между прочим, заметила, что, вероятно, богатые американцы предложили бы за такой дом приличную сумму денег. Я ответил, что, по-моему, так оно и есть.– Сколько? – поинтересовалась она.Я бросил быстрый взгляд на интерьер дома, прикинув в уме его стоимость, и ответил, что хороший покупатель, вероятно, даст за такой дом тысяч двадцать пять.– Фунтов или долларов? – поинтересовалась она живо.Я ответил, что фунтов. Она надолго задумалась. Мисс Тина принесла чай и поставила на стол роскошный чайный сервиз восемнадцатого столетия – вполне вероятно, именно этим сервизом пользовалась сестра Робина Кристина. Я теперь ясно понял, почему они так заинтересованы в возрождении репутации Эсмонда Донелли. У них не было детей: почему бы им не продать это огромное и неудобное здание и не купить уютный маленький домик в Лондоне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128