ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Внезапный жар ожёг его лицо. Он медленно перекрестился и все стоял, боясь разжать веки. Неужели он мог убить человека? Любимого, может быть, человека дочери. Да всё равно – какого человека. На улице. Ночью. Как вор. С нами крёстная сила!
С усилием он приоткрыл глаза. Из глубины мрака близилось к нему, покачиваясь, светлое пятно, жёлто облучая то узкие, то широкие круги на дороге, на палисадных заборчиках и домах. Так же нечаянно, как появилось, оно пропало, мрак сделался ещё чернее, глухие голоса раздавались невнятно. Меркурий Авдеевич повернул назад, к своему дому, чтобы укрыться во дворе, но только успел сойти с дороги к палисаднику, как свет фонаря, поймав его и ослепив, стал надвигаться прямо на него.
Несколько человек, переговариваясь, подошли вплотную к Мешкову, и один сказал:
– Здорово, караульщик!
Мешков узнал рабочий пикет, – ружьеца виднелись у людей за спинами, патронташи были подвешены к пояскам, одёжка была кое-какая – на ком что.
– Здравствуйте, – ответил Мешков покорно.
– Не так надо отвечать, – произнёс молодой голос.
– А как надо, научите, братцы, – спросил Мешков.
– Надо отвечать: служу революции, товарищи.
– Не видал ли, кто тут проходил? – опять спросил первый голос.
– Никого не видал.
– И вот этого человека тоже не видал?
Связка лучей сорвалась с Мешкова, взлетела вверх, упала против него, и в ярком свете он увидел жёлто-красное лицо Ознобишина. Лизин кавалер стоял неподвижно, и его синие, безропотные глаза слезились.
– Этого человека тоже не видал, – сказал Мешков чуть слышно.
– А ты гляди в оба. Спать нельзя. У гражданина ночной пропуск просрочен.
Они все повернулись, осветив перед собой дорогу, и пошли тесной кучкой, раскачивая узенькими стволами винтовок.
– Прощай, дядя, поглядывай! – крикнул молодой.
– Служу революции, товарищи, – отозвался Меркурий Авдеевич и почувствовал заколотившееся, точно спущенное с привязи сердце: слава богу, пронесло.
Его снова объяла молчаливая темнота. Он услышал, как слезы защипали ему веки. Слезы унижения, они были едки. Он смахнул их кулаком и побрёл к дому.
Уже когда он различил огонёк лампы в окнах Лизиной комнаты, отворилась калитка со звонким лязгом щеколды. Витя, выскочив на улицу, осмотрелся, крикнул:
– Дедушка!
– Я здесь. Что кричишь? Что такое?
– Пойдём скорее, дедушка. Маме плохо.
– Как – плохо?
– Идём, идём! Она зовёт.
Он тянул Меркурия Авдеевича, схватив, сжав и не выпуская его пальцы, пока шли, почти бежали, спотыкаясь, двором, и Мешков тоже сжимал тоненькие пальцы внука, и в этом пожатии рук – большой и маленькой – трепетало больше страха, чем только что испытал Меркурий Авдеевич на улице, чем пережил он за все эти несчастливые сутки.
Лиза нераздетая лежала на кровати, высоко вскинув подбородок. К полу спускалось наполовину упавшее с постели полотенце в чёрных пятнах и разводах крови. Неправдоподобно большими стали её светлые глаза, и, заглянув в них, Меркурий Авдеевич почувствовал, что должен сесть. Он неуверенно примостился в ногах дочери, как был – с дубинкой, в шапке, и смотрел на неё безмолвно.
За столом усердно размешивал что-то ложечкой в чайном стакане студент из соседней комнаты. Мучнисто-белые космы макаронами свисали к сморщенным бровям, покачиваясь в такт его движениям. Видимо, он счёл молчание за вопрос к себе и сказал радушно-гипнотическим тоном, усвоенным от старой медицины:
– Явление, которое мы наблюдаем…
Но не выдержал и кончил скороговоркой:
– Вы не волнуйтесь, ничего особенного, сейчас остановим, сейчас.
– Лизонька, что же это ты? – проговорил тогда Меркурий Авдеевич, потянувшись к руке дочери и дотрагиваясь так осторожно, будто одним касанием мог причинить боль.
Она подозвала его взглядом. Он подскочил ближе к её голове и присел на корточки. Она шепнула, прерывая слова боязливыми паузами:
– Пусть Витя… сбегает за Анатоль Михалычем… Он живёт на углу…
– За доктором? На каком углу? – торопясь угадать, спросил он.
– Ознобишина… пусть Витя… приведёт.
Меркурий Авдеевич хотел возразить, но у него оборвался голос.
– На углу напротив Арсения Романыча…
– Лизонька, ведь – ночь! – заставил себя выговорить Меркурий Авдеевич, отгоняя от своего взора чудом возникшее жёлто-красное лицо с безропотными глазами. – Ведь – дитя. Ведь обидят… Как можно?
– Витя… скажи… чтоб он шёл с тобой… сейчас…
– Я не боюсь, дедушка, – тоже шёпотом сказал Витя.
– Да ведь ты и адреса-то не знаешь. Разве найдёшь в такую темь? Да и зачем нужен этот самый Ознобишин, бог с ним! Доктора надо, доктора, Лизонька!
– Витя… – опять шепнула она.
– Да ведь пропуска-то у Вити нет! – умоляюще воскликнул Меркурий Авдеевич. – Да у Ознобишина-то этого тоже, может, пропуска нет! Может, его и дома-то вовсе нет! Ведь ночь!
Вдруг Лиза кашлянула, вытянула ещё больше вверх заострившийся подбородок и так отвердела в неподвижности, будто вся была переполненной чашей и боялась разлить её ничтожным движением. Чёрная полосочка, появившись у ней в углу губ, медленно поползла книзу, на шею.
– Мама, я найду! – неожиданно вскрикнул Витя и бросился вон из комнаты.
– Ничего, – волнуясь, сказал студент, взмахом головы откидывая со лба свои макароны и дрожащей рукой поднося Лизе стакан, – сейчас остановим, сейчас.
Меркурий Авдеевич опустился на постель.
– Ничего не остановишь, ничего, – сказал он надорванно и затряс головой. – Остановить ничего нельзя…
7
Рагозин спал с открытым окном. Ещё сквозь сон он расслышал звон вёдер и журчание женской болтовни: хозяйки сошлись у водоразборного крана, и дворовая устная хроника начала свою раннюю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237
С усилием он приоткрыл глаза. Из глубины мрака близилось к нему, покачиваясь, светлое пятно, жёлто облучая то узкие, то широкие круги на дороге, на палисадных заборчиках и домах. Так же нечаянно, как появилось, оно пропало, мрак сделался ещё чернее, глухие голоса раздавались невнятно. Меркурий Авдеевич повернул назад, к своему дому, чтобы укрыться во дворе, но только успел сойти с дороги к палисаднику, как свет фонаря, поймав его и ослепив, стал надвигаться прямо на него.
Несколько человек, переговариваясь, подошли вплотную к Мешкову, и один сказал:
– Здорово, караульщик!
Мешков узнал рабочий пикет, – ружьеца виднелись у людей за спинами, патронташи были подвешены к пояскам, одёжка была кое-какая – на ком что.
– Здравствуйте, – ответил Мешков покорно.
– Не так надо отвечать, – произнёс молодой голос.
– А как надо, научите, братцы, – спросил Мешков.
– Надо отвечать: служу революции, товарищи.
– Не видал ли, кто тут проходил? – опять спросил первый голос.
– Никого не видал.
– И вот этого человека тоже не видал?
Связка лучей сорвалась с Мешкова, взлетела вверх, упала против него, и в ярком свете он увидел жёлто-красное лицо Ознобишина. Лизин кавалер стоял неподвижно, и его синие, безропотные глаза слезились.
– Этого человека тоже не видал, – сказал Мешков чуть слышно.
– А ты гляди в оба. Спать нельзя. У гражданина ночной пропуск просрочен.
Они все повернулись, осветив перед собой дорогу, и пошли тесной кучкой, раскачивая узенькими стволами винтовок.
– Прощай, дядя, поглядывай! – крикнул молодой.
– Служу революции, товарищи, – отозвался Меркурий Авдеевич и почувствовал заколотившееся, точно спущенное с привязи сердце: слава богу, пронесло.
Его снова объяла молчаливая темнота. Он услышал, как слезы защипали ему веки. Слезы унижения, они были едки. Он смахнул их кулаком и побрёл к дому.
Уже когда он различил огонёк лампы в окнах Лизиной комнаты, отворилась калитка со звонким лязгом щеколды. Витя, выскочив на улицу, осмотрелся, крикнул:
– Дедушка!
– Я здесь. Что кричишь? Что такое?
– Пойдём скорее, дедушка. Маме плохо.
– Как – плохо?
– Идём, идём! Она зовёт.
Он тянул Меркурия Авдеевича, схватив, сжав и не выпуская его пальцы, пока шли, почти бежали, спотыкаясь, двором, и Мешков тоже сжимал тоненькие пальцы внука, и в этом пожатии рук – большой и маленькой – трепетало больше страха, чем только что испытал Меркурий Авдеевич на улице, чем пережил он за все эти несчастливые сутки.
Лиза нераздетая лежала на кровати, высоко вскинув подбородок. К полу спускалось наполовину упавшее с постели полотенце в чёрных пятнах и разводах крови. Неправдоподобно большими стали её светлые глаза, и, заглянув в них, Меркурий Авдеевич почувствовал, что должен сесть. Он неуверенно примостился в ногах дочери, как был – с дубинкой, в шапке, и смотрел на неё безмолвно.
За столом усердно размешивал что-то ложечкой в чайном стакане студент из соседней комнаты. Мучнисто-белые космы макаронами свисали к сморщенным бровям, покачиваясь в такт его движениям. Видимо, он счёл молчание за вопрос к себе и сказал радушно-гипнотическим тоном, усвоенным от старой медицины:
– Явление, которое мы наблюдаем…
Но не выдержал и кончил скороговоркой:
– Вы не волнуйтесь, ничего особенного, сейчас остановим, сейчас.
– Лизонька, что же это ты? – проговорил тогда Меркурий Авдеевич, потянувшись к руке дочери и дотрагиваясь так осторожно, будто одним касанием мог причинить боль.
Она подозвала его взглядом. Он подскочил ближе к её голове и присел на корточки. Она шепнула, прерывая слова боязливыми паузами:
– Пусть Витя… сбегает за Анатоль Михалычем… Он живёт на углу…
– За доктором? На каком углу? – торопясь угадать, спросил он.
– Ознобишина… пусть Витя… приведёт.
Меркурий Авдеевич хотел возразить, но у него оборвался голос.
– На углу напротив Арсения Романыча…
– Лизонька, ведь – ночь! – заставил себя выговорить Меркурий Авдеевич, отгоняя от своего взора чудом возникшее жёлто-красное лицо с безропотными глазами. – Ведь – дитя. Ведь обидят… Как можно?
– Витя… скажи… чтоб он шёл с тобой… сейчас…
– Я не боюсь, дедушка, – тоже шёпотом сказал Витя.
– Да ведь ты и адреса-то не знаешь. Разве найдёшь в такую темь? Да и зачем нужен этот самый Ознобишин, бог с ним! Доктора надо, доктора, Лизонька!
– Витя… – опять шепнула она.
– Да ведь пропуска-то у Вити нет! – умоляюще воскликнул Меркурий Авдеевич. – Да у Ознобишина-то этого тоже, может, пропуска нет! Может, его и дома-то вовсе нет! Ведь ночь!
Вдруг Лиза кашлянула, вытянула ещё больше вверх заострившийся подбородок и так отвердела в неподвижности, будто вся была переполненной чашей и боялась разлить её ничтожным движением. Чёрная полосочка, появившись у ней в углу губ, медленно поползла книзу, на шею.
– Мама, я найду! – неожиданно вскрикнул Витя и бросился вон из комнаты.
– Ничего, – волнуясь, сказал студент, взмахом головы откидывая со лба свои макароны и дрожащей рукой поднося Лизе стакан, – сейчас остановим, сейчас.
Меркурий Авдеевич опустился на постель.
– Ничего не остановишь, ничего, – сказал он надорванно и затряс головой. – Остановить ничего нельзя…
7
Рагозин спал с открытым окном. Ещё сквозь сон он расслышал звон вёдер и журчание женской болтовни: хозяйки сошлись у водоразборного крана, и дворовая устная хроника начала свою раннюю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237