ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Женщина не шевелилась. Сумерки быстро густели, высоко в голубое, меркнущее небо в последний раз взмыли ласточки. Техасец оторвал донышко у коробки и вытряхнул себе на ладонь одно печенье; казалось, он внимательно разглядывал свою руку, которая медленно сжималась в кулак, пока сквозь пальцы не посыпалась мелкая, табачного цвета крошка. Он тщательно вытер руку о штаны, поднял голову, нашел глазами мальчика и отдал ему коробку.
– Бери, малыш, – сказал он. Потом поглядел на женщину и сказал все так же глухо, едва слышно: – Завтра мистер Сноупс отдаст вам ваши деньги. А сейчас посадите-ка его в фургон и везите домой. Никакой лошади я ему не продавал. Деньги получите завтра у мистера Сноупса.
Женщина повернулась, пошла к фургону и залезла в него. Никто не взглянул ей вслед, даже муж, который все стоял, понурив голову и бесцельно перекладывая веревку из руки в руку. Все стояли, прислонясь к загородке, серьезные и молчаливые, словно у границы чужой земли, чужой эпохи.
– Сколько их у тебя еще? – спросил Сноупс. Техасец оживился; оживились и остальные, подошли поближе, прислушиваясь.
– Теперь три, – сказал техасец. – Я бы всех трех обменял на коляску, либо…
– Она уже на дороге, – сказал Сноупс, пожалуй, слишком отрывисто, слишком поспешно, и отвернулся. – Веди своих мулов.
И он ушел. Все смотрели, как техасец отворил ворота и перешел загон, а лошади шарахнулись от него, но уже без прежней слепой ярости, словно и они тоже были измотаны, обессилены после долгого дня, и вошел в конюшню, а потом вышел оттуда, ведя двух взнузданных мулов. Фургон стоял под навесом рядом с конюшней. Техасец скрылся в фургоне и через секунду вылез оттуда, держа скатанную постель и пальто, и повел мулов к воротам, а лошади снова сбились в кучу и глядели на него своими разноцветными глазами, теперь уже совсем спокойно, словно и они поняли, что между ними не только заключено наконец перемирие, но что они больше никогда в жизни не увидят друг друга. Кто-то отворил ворота. Техасец вывел мулов, и все потянулись за ним, оставив Генри одного у закрытых ворот, а он все стоял, понурив голову, с веревкой в руке. Они прошли мимо фургона, в котором сидела его жена, серая и неподвижная, растворяясь в сумерках, сливаясь с ними и ни на что не глядя; мимо веревки, на которой сушилось мокрое, обвислое белье, сквозь острый горячий запах ветчины, шедший из кухни гостиницы миссис Литтлджон. Когда они дошли до конца проулка, показалась луна, почти полная, огромная, бледная, она совсем не светила с неба, на котором еще не померкли последние отблески дня. Сноупс стоял возле пустой коляски. Это была та самая коляска с блестящими колесами и бахромчатым верхом, в которой обычно ездили он сам и Билл Варнер. Техасец тоже остановился, глядя на нее.
– Так, так, – сказал он. – Значит, вот она какая.
– Если не нравится, поезжай обратно в Техас верхом на муле, – сказал Сноупс.
– Ладно, – сказал техасец. – Только уж тогда мне нужна пуховка или, на худой конец, мандолина.
Он осадил мулов, ввел их в оглобли и взял хомут. Два человека подошли и застегнули постромки. Все смотрели, как он садится в коляску и берет вожжи.
– Куда теперь? – спросил один. – Домой, в Техас?
– На этой колымаге? – сказал техасец. – Да в первом же техасском кабаке, только завидят ее, сразу созовут комитет бдительности. К тому же я не хочу, чтобы этакая красота пропадала зазря в Техасе – этот кружевной верх и шикарные колеса. Раз уж я заехал так далеко, то заверну на денек-другой поглядеть северные города: Вашингтон, Нью-Йорк, Балтимору. Где тут у вас самая ближняя дорога на Нью-Йорк?
Этого никто не знал. Но ему объяснили, как доехать до Джефферсона.
– Так и езжай, все прямо, – сказал Фримен. – Держи по дороге, мимо школы.
– Ладно, – сказал техасец. – Смотрите же, не забудьте, этих лошадок надо почаще охаживать по башке, покуда они к вам не привыкнут. Тогда у вас не будет с ними никаких хлопот.
Он снова натянул вожжи. Сноупс подошел и сел в коляску.
– Подвези меня до дома Варнера, – сказал он.
– А я не знал, что поеду мимо его дома, – сказал техасец.
– Так тоже можно проехать в город, – сказал Сноупс. – Трогай.
Техасец дернул вожжи. Но вдруг он остановил мулов.
– Тпру. – Он распрямил ногу и сунул руку в карман. – Ну-ка, малыш, – сказал он мальчику. – Беги в лавку и купи… Или, ладно, не надо. Я остановлюсь и куплю сам, мне все равно по пути. Ну, всего, друзья, – сказал он. – Не скучайте.
Он развернул мулов. Коляска покатила. Все глядели ей вслед.
– Похоже, что он решил подъехать к Джефферсону совсем не с того бока, – сказал Квик.
– Он доберется дотуда налегке, – сказал Фримен. – Так что ему не трудно будет подъехать с какого хочешь бока.
– Да, – сказал Букрайт. – В карманах у него не больно-то будет звенеть.
Они пошли обратно к загону меж двумя рядами терпеливых, неподвижных фургонов, по узкому проходу, в самом конце почти загороженному фургоном, где сидела женщина. Муж ее все еще стоял у ворот с мотком веревки, а тем временем спустилась ночь. Светло было почти по-прежнему; пожалуй, свет стал даже ярче, но приобрел неземную, потустороннюю, лунную яркость, и теперь, когда они снова стояли у загородки, пятнистые шкуры лошадей были ясно видны и даже как бы светились, но они сделались плоскими и похожими одна на другую, – это были уже не лошади, не существа из костей и мяса, и трудно было себе представить, что они способны бить и калечить, ранить и причинять боль.
– Ну, чего ж мы ждем? – сказал Фримен. – Покуда они спать лягут?
– Я думаю, надо каждому взять по веревке, – сказал Квик. – Эй вы, берите веревки.
Но веревка оказалась не у всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
– Бери, малыш, – сказал он. Потом поглядел на женщину и сказал все так же глухо, едва слышно: – Завтра мистер Сноупс отдаст вам ваши деньги. А сейчас посадите-ка его в фургон и везите домой. Никакой лошади я ему не продавал. Деньги получите завтра у мистера Сноупса.
Женщина повернулась, пошла к фургону и залезла в него. Никто не взглянул ей вслед, даже муж, который все стоял, понурив голову и бесцельно перекладывая веревку из руки в руку. Все стояли, прислонясь к загородке, серьезные и молчаливые, словно у границы чужой земли, чужой эпохи.
– Сколько их у тебя еще? – спросил Сноупс. Техасец оживился; оживились и остальные, подошли поближе, прислушиваясь.
– Теперь три, – сказал техасец. – Я бы всех трех обменял на коляску, либо…
– Она уже на дороге, – сказал Сноупс, пожалуй, слишком отрывисто, слишком поспешно, и отвернулся. – Веди своих мулов.
И он ушел. Все смотрели, как техасец отворил ворота и перешел загон, а лошади шарахнулись от него, но уже без прежней слепой ярости, словно и они тоже были измотаны, обессилены после долгого дня, и вошел в конюшню, а потом вышел оттуда, ведя двух взнузданных мулов. Фургон стоял под навесом рядом с конюшней. Техасец скрылся в фургоне и через секунду вылез оттуда, держа скатанную постель и пальто, и повел мулов к воротам, а лошади снова сбились в кучу и глядели на него своими разноцветными глазами, теперь уже совсем спокойно, словно и они поняли, что между ними не только заключено наконец перемирие, но что они больше никогда в жизни не увидят друг друга. Кто-то отворил ворота. Техасец вывел мулов, и все потянулись за ним, оставив Генри одного у закрытых ворот, а он все стоял, понурив голову, с веревкой в руке. Они прошли мимо фургона, в котором сидела его жена, серая и неподвижная, растворяясь в сумерках, сливаясь с ними и ни на что не глядя; мимо веревки, на которой сушилось мокрое, обвислое белье, сквозь острый горячий запах ветчины, шедший из кухни гостиницы миссис Литтлджон. Когда они дошли до конца проулка, показалась луна, почти полная, огромная, бледная, она совсем не светила с неба, на котором еще не померкли последние отблески дня. Сноупс стоял возле пустой коляски. Это была та самая коляска с блестящими колесами и бахромчатым верхом, в которой обычно ездили он сам и Билл Варнер. Техасец тоже остановился, глядя на нее.
– Так, так, – сказал он. – Значит, вот она какая.
– Если не нравится, поезжай обратно в Техас верхом на муле, – сказал Сноупс.
– Ладно, – сказал техасец. – Только уж тогда мне нужна пуховка или, на худой конец, мандолина.
Он осадил мулов, ввел их в оглобли и взял хомут. Два человека подошли и застегнули постромки. Все смотрели, как он садится в коляску и берет вожжи.
– Куда теперь? – спросил один. – Домой, в Техас?
– На этой колымаге? – сказал техасец. – Да в первом же техасском кабаке, только завидят ее, сразу созовут комитет бдительности. К тому же я не хочу, чтобы этакая красота пропадала зазря в Техасе – этот кружевной верх и шикарные колеса. Раз уж я заехал так далеко, то заверну на денек-другой поглядеть северные города: Вашингтон, Нью-Йорк, Балтимору. Где тут у вас самая ближняя дорога на Нью-Йорк?
Этого никто не знал. Но ему объяснили, как доехать до Джефферсона.
– Так и езжай, все прямо, – сказал Фримен. – Держи по дороге, мимо школы.
– Ладно, – сказал техасец. – Смотрите же, не забудьте, этих лошадок надо почаще охаживать по башке, покуда они к вам не привыкнут. Тогда у вас не будет с ними никаких хлопот.
Он снова натянул вожжи. Сноупс подошел и сел в коляску.
– Подвези меня до дома Варнера, – сказал он.
– А я не знал, что поеду мимо его дома, – сказал техасец.
– Так тоже можно проехать в город, – сказал Сноупс. – Трогай.
Техасец дернул вожжи. Но вдруг он остановил мулов.
– Тпру. – Он распрямил ногу и сунул руку в карман. – Ну-ка, малыш, – сказал он мальчику. – Беги в лавку и купи… Или, ладно, не надо. Я остановлюсь и куплю сам, мне все равно по пути. Ну, всего, друзья, – сказал он. – Не скучайте.
Он развернул мулов. Коляска покатила. Все глядели ей вслед.
– Похоже, что он решил подъехать к Джефферсону совсем не с того бока, – сказал Квик.
– Он доберется дотуда налегке, – сказал Фримен. – Так что ему не трудно будет подъехать с какого хочешь бока.
– Да, – сказал Букрайт. – В карманах у него не больно-то будет звенеть.
Они пошли обратно к загону меж двумя рядами терпеливых, неподвижных фургонов, по узкому проходу, в самом конце почти загороженному фургоном, где сидела женщина. Муж ее все еще стоял у ворот с мотком веревки, а тем временем спустилась ночь. Светло было почти по-прежнему; пожалуй, свет стал даже ярче, но приобрел неземную, потустороннюю, лунную яркость, и теперь, когда они снова стояли у загородки, пятнистые шкуры лошадей были ясно видны и даже как бы светились, но они сделались плоскими и похожими одна на другую, – это были уже не лошади, не существа из костей и мяса, и трудно было себе представить, что они способны бить и калечить, ранить и причинять боль.
– Ну, чего ж мы ждем? – сказал Фримен. – Покуда они спать лягут?
– Я думаю, надо каждому взять по веревке, – сказал Квик. – Эй вы, берите веревки.
Но веревка оказалась не у всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138