Я всегда проигрывал эту роковую игру.

- Какой сейчас курс фунта стерлингов? - задумчиво бормотала девушка,
перебирая смуглыми надушенными пальчиками деньги в кассе.

Фунт равнялся примерно полутора долларам. Я
тоже пытался считать, но у меня ничего не получалось.

- Совсем голова к концу дня не работает, -
трогательно улыбнулась она мне. Пахло от нее восхитительно.

Моя же голова продолжала работать, как испорченный кинопроектор. Три
упаковки лекарства были уже у меня в руках. Ампулы целы, дата не просрочена. Затемнение, провал
сознания, затем новая короткая вспышка: у меня в руке доллары - сдача. И
вместе с ними почему-то мятная карамелька.
-
Что это?
- Ваша сдача. Я
вам должна девяносто центов, но у меня, к сожалению, нет мелочи.

Провал - и снова неуверенный дрожащий свет. В
голове медленно зреет понимание происходящего.

- Девушка, вы мне недодали почти доллар, - сказал
я, придя в себя.- Это моя недельная зарплата. Вы такая красивая, така
вся европейская. А ведь за границей так не делают. Поверьте мне, я только
что оттуда. Это только у нас, в нашей нищей стране, так много денег, что
их не принято считать...
Мне
хотелось объяснить ей, какое она дерьмо со всеми ее парижскими духами и
помадами, но никак не удавалось сформулировать это достаточно внятно. Только на
улице, опершись о фонарный столб и вытерев пот со лба, я догадался разжать
кулак, где лежала бумажная сдача. Там было всего три доллара вместо тридцати с
чем-то.
...Небритый чудак
предлагает грецкие орехи, горстями перекатывая их в большом мешке. Вещи, вещи!
- призывно кричит издали цыганка. На ступенях подземного перехода нагажено. Прямо
рядом с кучей устроилась на коленках закутанная в шаль девочка, перед ней
стоит до половины наполненная деньгами корзина. Ниже на перевернутом ящике
сидит дьячок в рясе поверх ватника, ударяет молоточками по стеклянным бутылкам
и под эту музыку выводит простуженным басом восторженные гимны. Беспроигрышная лотерея!
- наперебой орут в мегафон двое крепких парней в коже. - Билеты продаются за
рубли, выигрыш - только в американских долларах! До ста тысяч долларов можно
выиграть, и как бы вам ни хотелось, получить эту сумму в рублях не удастся... Старик
в валенках с галошами притащился откуда-то со стулом, пиликает на гармони и
тянет старую военную песню. Из глубины каменного колодца его перебивает флейта.
Флейтист безбожно фальшивит - то ли по неумелости, то ли оттого, что пальцы застыли,
но так даже и лучше... Мельтешат в неверном неоновом полусвете призрачные фигуры,
взывают, плачут, кривляются. Пир во время чумы, карнавал отверженных. Сердце
рвется на части, обливается кровью и все-таки взмывает, заходится безумным восторгом. Страшно
и весело, как будто вместе с ними идешь на плаху. Только б не взаправду. Сидеть
бы себе в бархатном кресле, переживать вместе с актерами, утирать слезы, аплодировать, вызывать
на бис... А по завершении спектакля провести ладонью по лицу и смахнуть наваждение.


У нас лучше, зато у вас интересно, -
часто говорили мне вы. Это и есть взгляд из зрительного зала. Мне в Англии
тоже было интересно. Каждый день я встречал на улицах Оксфорда одного попрошайку. Это
был рослый худой старик с крупными и жесткими чертами лица. Под Рождество он
нацепил козлиную бородку из пакли, как у Санта-Клауса, вставал с протянутой рукой
на обочине тротуара и изредка лениво отбивал чечетку высокими каблуками с
металлическими подковками - чтобы обратить на себя внимание прохожих. Вы знаете
этого старика, вы как-то встретили его однажды в Лондоне на вокзале Виктория и
с тех пор перестали ему подавать: если ездит, значит, не так уж беден... Однажды
людской поток притер меня к нему вплотную. На лице у него играло умильно-приторное выражение. Кто-то
впереди меня положил ему в руку монету. Он благодарно отстучал каблучками и
с тем же выражением повернулся к следующему, ко мне. Между нами как будто проскочила искра.
Он увидел, что я не подам. Разглядел мое старое пальто русского пошива. Не
знаю, что там еще он увидел и понял. Но лицо его в одно мгновение стало
холодно-высокомерным. В глазах даже сверкнула ненависть - едва ли ко мне лично,
я не смею претендовать на столь яркие чувства к моей персоне со стороны
первых встречных, - скорее всегдашняя ненависть к миру, роднящая этого
старика со всеми на свете попрошайками, комедиантами, либералами и прочими
профессиональными человеколюбцами, которую передо мной он просто не счел
нужным скрывать за обычной расчетливой маской. Мы быстро разминулись и
потеряли друг друга из виду, но этот взгляд я запомнил.

Попрошайничество, между прочим, у вас вообще распространено. Многие
музеи ничего не берут за вход, но у дверей на видном месте стоит копилка с
предложением пожертвовать на нужды музея, кто сколько может. В оксфордском Ботаническом саду
еще откровеннее: там надпись на копилке подсказывает, что посещение подобных
мест в Европе стоит не менее двух фунтов. По выходным дням граждане в фуражках Армии
Спасения устраивают импровизированные концерты и гремят на всех углах банками с
мелочью. Другие предлагают расписаться на каких-то листах - и опять-таки дать
денег. Пожилые женщины собирают деньги под плакатом Save the children!
(Спасите детей!). А однажды в Лондоне мне с улыбкой вручили крохотную бумажную гвоздику
(был праздник), и, когда я искренне поблагодарил маленькую смуглую женщину за
этот дар, она вдруг переменилась в лице и вцепилась мне в рукав, требу
платы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62