Я провел по печке ладонью, испытывая новую обмазку на прочность. Следом
за моей рукой она вся обрушивалась каскадом сухих песчинок!

Я пришел в ужас. Что делать в этом исходно
зыбком, на авось слепленном мире добросовестному человеку? Тут-то я и вспомнил английскую сказку
про трех поросят и библейскую притчу о доме. И понял, что стараюсь напрасно. И
что не поможет мне в этом деле никакой местный печник, сколько бы я ему
ни заплатил: он сумеет лишь повторить то, что у меня уже есть. И пошел
дождь, и разлились реки, и подули ветры... Просто мы, русские, -
народ, основавший свой дом на песке. А потому одновременно и отчаянный, и
боязливый (одно другому не противоречит). Как можно на что-то всерьез рассчитывать, жив
с такими, например, печами? С этим же связано, вероятно, и наше мистическое восприятие жизни,
ощущение ее тленности. Зачем обдирать старые обои, красить двери и заборы,
строить удобную прочную лестницу на чердак, если все равно разольются реки,
подуют ветры, вспыхнет пожар? Зачем облегчать и украшать жизнь, которая в
любой миг может обратиться вся в прах? В этом всегдашнем и вполне оправданном ожидании
беды одно из решающих, может быть, наших отличий от Запада, основавшего свой
дом на камне.
Так что Ольга
Степановна не обманывала меня, нахваливая эту печку...

Кое-как залатав поврежденный боров и стараясь больше
о печке не думать, я принялся обдирать потолок. Он меня порадовал уже тем,
что под беленой бумагой открылась добротная картонная плита, довольно-таки аккуратно прибита
к потолочному настилу. Кое-где большие листы картона покоробились от влаги,
местами были не очень плотно пригнаны один к другому, но все это было поправимо. Я
сразу решил, что не буду вновь их заклеивать, а покрашу белой краской.
Но прежде надо было отчистить остатки бумаги и клея. Крупитчатая хлебна
размазня толстым слоем покрывала под бумагой весь потолок. Ее очень полюбили мухи,
появившиеся к тому времени в доме в большом количестве. Как только я отрывал
от потолка очередной лист бумаги, они тучами налетали на оголенное место.
Пришлось брать ведро с тряпкой и тщательно оттирать каждый пятачок поверхности. Добавьте
к этому неудобное положение на шатком столе, с задранной головой и поднятыми вверх
руками: ныла шея, грязная вода с тряпки попадала на лицо и текла в рукава...

Так я добрался до потолочной балки. Что за штука
эта балка, объяснять, думаю, не надо. Промежуточная опора потолочного настила,
она была сделана из очень толстого и прочного бревна и тянулась через все
мои покои, выступая под потолком как раз посередине. В народе ее зовут
еще, кажется, матицей и даже маткой. Моя балка оказалась под бумагой на
удивление гладко и изящно обструганной, с фигурно выточенными бороздками во
всю длину. Когда-то, вероятно, свежая и смолистая, не уступавшая по декоративным свойствам моей
столешнице, она была теперь буро-пестрой, залепленной грязью и хлебными крошками.
Я механически отскоблил и вымыл балку вместе со всем потолком - больше
для того, чтобы избавиться от привлеченных хлебным запахом назойливых мух,
нежели для красоты, - и тут убедился, что дерево не испорчено. Пятна исчезли без
следа, старая древесина обрела ровный серовато-коричневый цвет, напоминающий цвет
мореного дуба - только, пожалуй, чуть более холодноватого оттенка.

Открытием следовало распорядиться с большой
осторожностью. В тот день я кончил работу пораньше и отправился в хозяйственный магазин.
Голова моя была занята одним видением: белоснежная плоскость потолка, пересеченная массивной черной
балкой. Образ этот, как вы догадываетесь, я вывез из Оксфорда. Потолок
должен быть небесами. Стены не слишком темные, граница между стенами и
потолком (бордюр) еще светлее, а уж сам потолок - уходящее в бесконечную вышину
сияние...
Ольга Степановна, когда
я выпытывал ее домашние секреты, говорила мне, что идеально белого потолка она
добивается с помощью мела. И точно: простенки оксфордских зданий по штукатурке не
маслом же красят! Значит, опять возвращаться к отвергнутой мной бумаге, опять
мазать отмытый потолок клейстером? Впрочем, балку оставлю незаклеенной. Дл
балки я мысленно выбрал битумный лак. Матовые меловые плоскости и глянцево-черный брус
- ведь это как раз то, на что я так заглядывался у вас!..

Ни битумного лака, ни мела для побелки в магазине не
было.
Как ни странно, эта неудача
не слишком меня обескуражила. Я задумчиво побрел по городу. Мне еще не приходилось шататьс
по улицам Солигалича просто так, никуда не спеша, не сгорая от нетерпеливого желани
поскорее разделаться в городе с делами и вернуться домой к прерванной работе.
Обычно во время суетливых пробежек я не поднимал глаз и лишь досадовал на
слякоть или пыль, смотря по погоде. А тут поднял - и удивился.

Нет, не наличникам с вычурной резьбой, не балкончикам с
точеными балясинами, не светелкам под коньками крыш. Всего этого в центре города
было довольно, и сделано со вкусом, но меня как-то мало трогала эта классика. Иной
раз даже думал с раздражением: зачем столько сил убивать на наличники и
резные крылечки, в то время как в домах нет самого необходимого: водопровода, ванной,
канализации? В старину, когда ни о чем подобном не мечталось, - понятно:
резьба по дереву давала естественный выход творческим силам, больше их
просто некуда было здесь приложить. Но как может нынче взрослый мужик днями точить
затейливые балясинки или вырезать из жести петушка на трубу, когда его
жена таскает бадьи с помоями и бегает на речку полоскать белье?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62