Чистого вам
неба,
Душистого хлеба,

Родниковой воды
И
никакой вам беды,
добрые люди!

Кто чем может,
Тем
и поможет!
Подайте слепому
калеке!
Держал он себя увереннее и
развязнее, чем полгода назад, несколько даже вальяжно.

По сторонам дороги мелькали выросшие без мен
частные многоэтажные терема из превосходного кирпича, с мансардными окнами,
со множеством архитектурных излишеств: лоджиями, большими арочными проемами с
цветными витражами, башенками и шпилями, сверкающие на солнце дорогим металлом
крыш - и с бронированными ставнями, конечно. Где-то тут мой бывший банкир.
Где-то тут наши зимние обидчики, наверняка уже тут...

- Помнишь: Выпьем за то, чтобы наши желани
всегда совпадали с нашими возможностями! - долетело до меня с соседней скамьи.
- Хороший тост.
Странное дело,
сам я не испытывал уже ни зависти, ни злобы. Меня не оставляло чувство,
что в этой стране, пока она вся такая, какая есть, никто не может быть счастлив.
Как-то я, помню, у вас спрашивал: а как ваш народ относится к неправедно нажитым
миллионам и миллиардам, почему не бунтует? А зачем бунтовать, изумлялись вы,
когда большинству очень даже неплохо живется... Окажись вы теперь здесь, думал
я, вы сказали бы, что те, кто строит на пустырях и помойках дворцы и покупает самые
дорогие машины, - что они очень глупые. Наверняка бы так сказали, ведь
в вашей умной головке собран и классифицирован многовековой опыт трагических оплошностей человечества. В
конце концов, этим выскочкам придется дышать одним со всеми смрадом, ездить по
тем же разбитым дорогам и пользоваться теми же разрушенными коммуникациями, сидеть
без газа, электричества и воды, подвергаться столь же дикому произволу со
стороны государства, попадать в общие аварии и катастрофы, а вдобавок ко
всему этому ощущать на себе горящие ненавистью взоры обделенной толпы и
бояться за себя и своих близких... Они ошибаются, надеясь спастись за толстыми каменными стенами
и чугунными решетками. Никому не будет спасения.


Жена сообщила, что накануне моего приезда кто-то
звонил и по-английски спрашивал меня. Языка она почти не знала, слышно было
плохо, и она не поняла, в чем дело.
Мне
стало не по себе. Может, это был тот самый спасительный знак, которого
втайне ждал все эти месяцы? Но от кого?.. Надо же так - опоздать всего на
день! Жена меня успокаивала: она почему-то была уверена, что позвонят еще.

С дороги я почти сутки проспал на старом продранном диване,
показавшемся мне после Солигалича невероятно уютным. А проснувшись, вспомнил
об Ане Вербиной и набрал наудачу ее номер.
-
Я пыталась с вами связаться, - сказала Аня. - Здесь много событий. Вас так
долго не было!
- Да, я пробовал начать
другую жизнь.
- Не получилось? Да
что я, можно и не спрашивать. Помните, у Хомякова где-то сказано: Малейший угол
мира, независимый от духа, достаточен для необходимости. А у нас
такую махину как складывали сотни лет из одних необходимостей, так все
складывают и складывают... Конечно, рухнет.
-
Скоро?
- А вы этого хотите?

- Хочу. Опять хочу.

- Не знаю. Я недавно вернулась из командировки в провинцию... Что
мы делаем с людьми, чего от них добиваемся, чему пытаемся научить? Если ребенка
не кормить, но раз в неделю давать ему, скажем, по конфете, он протянет какое-то
время - может быть, даже долго - на одном ожидании, на одном моральном подъеме.
Это плохо, нездорово, опасно для жизни, о чем мы без конца и твердили в
последние годы. Но единственным результатом этих наших интеллигентских консилиумов, всей
нашей говорильни стало то, что спасительную конфету отняли, а взамен -
ничего...
Голос у нее был
усталый и тихий. Эти слова оказались последними слышанными мной ее словами.

Я боялся звонить сестре и спрашивать про маму.
Последняя весточка от нее пришла в Солигалич с месяц назад. Письмо было невразумительным, полным
сентиментальных воспоминаний о нашем детстве и странных намеков, смысла которых
я разгадать не сумел. Теперь я ничем, совсем уже ничем не мог им помочь. Денег
не было; пускаться больному в новую дальнюю дорогу, чтобы объедать там мать
с сестрой, было бы безумием.
Жена с
утра уходила на работу. Я пробовал заняться привычным делом, клал перед
собой книги, лист бумаги - и через полчаса бумага оказывалась против моей воли
испещренной с двух сторон рисунками и чертежами: светелка на чердаке, пристройка с
теплым туалетом, беседка в саду... Все то, чего я еще не успел сделать
в жизни.

В один из
дней раздался звонок, которого я ни на минуту не переставал ждать. Это
были вы. И вы были рядом, в Москве.
-
Вы похудели, - услышал я от вас, когда мы наконец встретились. - Вам явно
не хватает витаминов. Почему? Сейчас лето, у вас в продаже, кажется, имеютс
фрукты и овощи?
Свидание было
назначено вами у английского посольства. Закончив тут свои дела, вы очень
спешили на окраину Москвы к своим знакомым. Пришлось ловить такси. Когда машина
подъехала, мы успели сказать друг другу всего несколько фраз, поэтому
не раздумывая уселся рядом с вами.
-
Отчего здесь такая ужасная очередь? - спросили вы шофера на плохом русском.

Очереди, собственно, не было; у дверей английского консульства просто
толпились две или три сотни людей, запрудив пол-улицы. Похоже было, что
они стоят под палящим солнцем много часов. Время от времени в толпе вспыхивали скандалы:
люди пытались выяснить, кто за кем стоит, и вытолкнуть слабых. Когда приотворялась дверь,
все бросались к ней, отпихивая друг друга локтями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62