Марина не напоминала Кеше о том, что он звал ее замуж. Ждала, пока он оправится после маминой смерти. Суховатый и, по впечатлению всех, кто знал его, излишне рациональный и черствый, Иннокентий оправился скоро. Подтвердил - предложение руки и сердца в силе. Вчера сыграли свадьбу. Скромно. В махоньком кафе недалеко от Кешиной квартиры. В дом Иннокентий гостей не позвал. Иногда выгоднее «снять ресторан», чем сокрушаться по разбитому гостями столовому фамильному фарфору. Кеша вообще не любил приглашать в дом друзей-знакомых. Это было одной из тысячи его мелких причуд. Да и друзей-то у него никогда не водилось во множестве. Два школьных старинных приятеля из соседнего дома, которых он встречал, выходя в магазин, практически ежедневно, согласились присутствовать на бракосочетании вместе с женами. Немногочисленные, с похорон мамы не виданные родственники пришли поздравить молодых. Шумная стайка страшилок - сослуживиц невесты. Вот и вся свадьба.
На транспорте, на «свадебном кортеже», тоже удалось сэкономить. Институтский Кешин дружок побыл и свидетелем жениха, и шофером новобрачных. Охотно покатал Кешу с Мариной на личном «Мерседесе». Друг по институту поднялся после августовского кризиса девяносто восьмого, бросив переводить с немецкого на русский и поднаторев в переводах «рубль - доллар - гривна». Но, даже разбогатев изрядно, собрат по альма-матер нет-нет да и брал у Кеши деньжат в долг. Всегда отдавал. А Кеша никогда не отказывал приятелю в рамках своих скромных финансовых возможностей. Иннокентий рачительно экономил, но в скупердяях не числился. Мало общался, но к человеконенавистникам не относился. Плохо выстраивал фразы устной речи, однако делал великолепные письменные переводы. Он действительно человек неординарный. И был, и есть.
У бабушек, торгующих недалече от кладбища цветами, Кеша купил мамины любимые. Красные розы. Десять штук. Обламывать стебли, как делают другие, чтобы бомжи не сперли букет с могилы на перепродажу, Иннокентий не стал. Похмельные заплывшие глазки оборванцев провожали алчущими взглядами целехонький дорогой букет в руке у хромого низкорослого очкарика. Здесь, на этом кладбище, бомжей ошивалось с избытком. Но Иннокентию было плевать, что станет с цветами, когда он отойдет от могилы. Об этом он не думал. Дорогой букет купил не ради того, чтобы этим своеобразным жертвоприношением замолить грех нарушения материнской воли - женитьбу на Марине. Просто купил те цветы, которые, как он помнил, матушке дарил папа, когда оба были живы, здоровы и счастливы.
Папа был похоронен на Ваганьковском. Кеша пытался «подхоронить» мать к отцу. Не получилось. Кладбищенские чиновники развели несусветную канитель, прикрываясь какими-то чуть ли не государственной важности причинами, по которым это невозможно. Кеша предложил взятку. Тысячу долларов. Беседующий с ним чиновник, мотнув головой, молча написал на листочке цифру «50». Теперь уже Кеша мотнул головой и ушел. Было обидно, но не очень. Какая разница, в конце-то концов, где, рядом с кем гнить вместилищу бессмертной души! В бога Иннокентий верил. Но не в конкретное высшее существо. Более всего его взгляды склонялись к буддизму ламаистского толка, философские аспекты которого были близки и понятны Иннокентию. Между тем свое религиозное мировоззрение он никогда и ни с кем не обсуждал. Немногочисленные Кешины знакомые весьма бы удивились, вздумай вдруг Иннокентий блеснуть эрудицией в вопросах философии. Но Кеша по жизни был страшно далек от желания «блистать» чем бы то ни было.
Иннокентий вообще напоминал подчас немого от рождения ребенка из анекдота. Того, который первые слова произнес лишь пяти лет от роду. Сказал: «Суп холодный». А на вопрос родни: «Чего ж ты до сих пор молчал-то?» - ответил: «Не о чем говорить было».
Попетляв по кладбищенским тропинкам, Кеша нашел мамин участок, разыскан ее могилку. Положил розы у подножия памятника. Гранитную плиту с маминой фотографией, именем и датами жизни Иннокентий про себя никогда не называл «памятником». Он заказал плиту на могилку лишь для того, чтобы огороженный холмик не выделялся на участке. А что до «памятника», то память о маме у него в голове, и глыба отшлифованного камня не имеет к погибшей никакого отношения. Дань традиции, и ничего более. После ее смерти не прошло года. Значит, душа мамы еще здесь, возле этого нелепого надгробного камня. Бессмертная и вечная душа.
Кеша постоял недолго возле могилы, повернулся спиной к «памятнику» и пошел назад, к выходу с кладбища.
- Иннокентий!
Кеша остановился. Оглянулся. По дорожке меж крестов к нему спешил молодой человек, одетый во все черное, в солнцезащитных очках на пол-лица.
- Здравствуй, Кеша. - Молодой человек протянул руку. Иннокентий молча пожал сухую сильную ладошку.
- Не узнал меня?
Кеша отрицательно мотнул головой.
- А так? - Рыжий снял очки. - Не узнаешь?
- Нет.
- Я Чумаков, Миша. На волосы не обращай внимания, я их последнее время регулярно перекрашиваю. Помнишь, ты у меня на свадьбе гулял? Моя бывшая училась с тобой в одном классе. Вспомнил?
Кеша кивнул.
- Есть разговор, Иннокентий. Серьезный. Присядем вон туда, на лавочку.
Кеша еще раз кивнул. Направляясь к лавочке, спросил:
- Ты на могилу к Ире Грековой пришел?
- Чего?!. Ах да, я же тебе тоже звонил, когда пытался выяснить подробности смерти Ирины. Она, Ира, как и моя бывшая супруга, тоже была твоею одноклассницей... Нет, Кеша, я пришел с тобою потрепаться, где похоронена Ирина, я так и не узнал.
- Почему на кладбище? - задал еще один вопрос Кеша, присаживаясь на скамейку под плакучей ивой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130