Она сама бралась каталогизировать завалы фотографий, сделанных графом Барди в путешествии, и написать к ним комментарии. Такая выставка как пить дать привлечет массу японских туристов! Директор Морозини был шокирован и тут же отказал.
Ванда читала дальше. Читала все, что могла найти: «Венеция и оборона Леванте», «Британская ориентальная школа», «Путешествия Марко Поло», «История фарфора», «История революции и обороны Венеции 1848 – 1849 гг., на основе итальянских и австрийских источников». Она перелистывала «Шунгу» – альбом эротических японских гравюр и погружалась в «Рассуждения» – сонеты божественного Аретино:


«Зверь скрыт в тебе, мне же облик мимозы предан;
Если веришь, что можем мы, разные, слиться;
Дай же объятью тесниться;
Чувствую я, что взмываю тотчас к небесам».


Эротическая литература всегда была любимым чтением Ванды. Она читала сонеты Джузеппе Джоаккино Белли, венецианских мастеров, вирши куртизанки Вероники Франо и эротические стихи Джорджио Баффо. Особенное впечатление на нее произвела его «Ода лощине», несмотря на то что она не ладила с венецианским диалектом.
Она опять пришла с предложениями: выставка под девизом «Дороги Марко Поло» и перформанс под названием «Меч самурая». Однако чем больше она предлагала, тем дальше отстранялся от нее Морозини. После восьмой попытки Ванды оживить существование музея «красная бригадирша» перестала с нею здороваться. Морозини больше не спрашивал Ванду о Палаццо Дарио, его интерес постепенно отпал, как обветшалый декор с венецианского особняка. Он старался не попадаться Ванде на глаза. Когда же она однажды утром предложила ему заново систематизировать работы по лаку, он набросился на нее: «Синьорина доктор, я понимаю, что у вас почти нет настоящего профессионального опыта. Но если вы серьезно дорожите вашим местом в Восточном музее, то прошу вас смириться с реальностью и обратить на нее внимание. Последняя специальная выставка, которая проходила в этом музее, состоялась десять лет назад. И пока я здесь директор, все останется по-прежнему».
Когда Ванда наконец поняла, что ее работа в Восточном музее состоит прежде всего в том, чтобы ничего не делать, их отношения с директором Морозини наладились: он «потеплел» и вновь стал разговаривать с нею, например, о проблемах с голубями. «Голуби уже многие столетия неотъемлемая часть нашего города. Особенно почтовые голуби – как обычно в портовом городе. Почтовые голуби, а не эти их дегенеративные… родичи, которые уже и на pigeon pie не годятся! 20 – 30 пар, а не 150 000!»
Венеция была смыслом его жизни. Однако ее культурно-исторический пласт (Ванда поняла это, когда он впервые прочитал ей лекцию о Палаццо Дарио) совершенно не устраивал Морозини. Он кощунственно злословил о городе, ругал и даже проклинал его. С одной стороны, силился разгадать тайну Венеции, называя ее мертвым городом, а с другой – признавался ей в любви. Он ложился и вставал с Венецией. Он любил рассказывать о Венеции небылицы – как город водит его за нос, дурачит и обманывает. Он говорил, как нужно сблизиться с городом, чтобы суметь узнать его и понять, и когда следует проявить к нему снисхождение.
Как только Морозини заметил, что Ванда ни разу не перебила его, он стал говорить только с ней. Остальные двое, служащие музея, человечек в шапочке и «красная бригадирша», знали наизусть все нюансы его венецианских историй и отводили глаза, стоило ему заговорить с ними.
– Голубей невозможно истребить, – говорил Морозини. – До сих пор каждый их отлов заканчивался тем, что две-три интеллигентные старушки попадались в сетку. И нет никакой надежды. А теперь эти animalisti анималисты (ит.).

, эти чокнутые защитники животных, добились, чтобы голубей больше не уничтожали, а самое большее кормили их противозачаточными средствами. Противозачаточные! Это же еще нужно постараться выговорить такое: городское управление продает торговцам голубиного корма противозачаточную кукурузу, и ведь никто не знает, действительно ли кукурузу обработали этим средством. Я еще не видел на площади Св.Марка ни одного блюстителя порядка, который бы попробовал эту кукурузу, чтобы убедиться, действительно она противозачаточная или нет. Противозачаточные таблетки! Разве не смешно! Как будто кто-то из этих продавцов голубиной кукурузы будет платить за то, чтобы рухнул сук, на котором он сидит! Стоило бы намного дешевле до конца жизни кормить самих продавцов, чем год за годом чистить Венецию от голубиного помета!
Почти ежедневно он приходил к Ванде, чтобы сообщить ей о своей новой идее, как лучше организовать туризм в Венеции.
– Рюкзаки в Венеции следует запретить! – закричал он однажды, ворвавшись в ее кабинет. – Una peste чума (ит.).

. Я только что видел в вапоретто, как один турист с этим чудовищем за плечами, не глядя, сбил с ног пожилую венецианку. Рюкзак величиной с морозильник! Он с ним поворачивается и – бах! – дама лежит на полу! Этот видит, что она упала, пугается, поворачивается, чтобы ей помочь, и так же лихо сбивает своим мешком маленького, но довольно крепкого мужчину. Если бы он не вышел у моста Риальто, он бы всех в вапоретто посшибал с ног. Почему никто не думает о том, что пространство в Венеции ограниченно. За рюкзаки в вапоретто нужно платить полную цену. Это самое малое, что необходимо предпринять, потому что если такой с мешком войдет в переулок, он загородит его полностью.
Морозини работал над десятью заповедями для туриста. Заповедь номер один: в углах не мочиться.
– Конечно, венецианцы тоже этим грешат. Но истинный венецианец хотя бы дожидается сумерек и делает свое дело в канал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81