– Хорошо! Кто больше?
– Триста тысяч! – повысил голос мой конкурент. – И Моня получит-таки белое мясо.
У этого придурка был неправильный прикус и сильно выдвинутая нижняя челюсть. Удивительное сходство с человекообразной обезьяной! Принимая во внимание черный цвет кожи и выраженную волосатость открытых частей тела, можно было допустить, что таковой он и являлся. Сейчас, в эпоху тотального увлечения генной модификацией, я бы воспринял как должное, если бы узнал, что мой соперник прячет в штанах рудиментарный хвост.
– Пятьсот тысяч! И закончим на этом! – провозгласил я.
Обезьяныш с неправильным прикусом повернулся ко мне всем телом. То же самое сделали и две крепкие мучачес по бокам от него. Мучачес хоть и имели груди больше моих ягодиц, все же сильно смахивали на мужчин. Я заключил, что передо мною плоды местной транссексуальной трансплантологии. Кроме того, у них на поясах висели блестящие колюще-режущие орудия весьма угрожающего вида.
Меня дернул за рукав Пожиратель Бесконечности:
– Господин Мпепедо, это же Кинг-Конг! – зашептал капо капитале . По-моему, в эту минуту он здорово струхнул.
– В самом деле? Я принял его за подкидного дурака! – также тихо ответил я, в надежде, что обладатель выдвинутой челюсти имеет хороший слух.
– Пятьсот десять тысяч, – раздельно проговорил потомок обезьяньего племени.
Насколько я понимал, конкурент выдохся и суммы, более названной, предложить не мог.
– Миллион УРОДов! И прекратим трепать нервы окружающим, – парировал я.
Народ ахнул. Или мне только показалось?
– Моня-Катерпиллер хотел белого мяса! И он его должен получить! Сними свою ставку! – рявкнул обезьяныш, испепеляя меня взглядом. Придурок не знал, что я тоже умею так смотреть.
– Эй-эй-эй! – оживился негр на помосте, продававший рабов. – Что значит «сними ставку»? Был назван «лимон» – значит, я получу «лимон», а не пятьсот десять тысяч!
– Повторяю для слепо-немо-тупо-глухих: даю миллион УРОДов за этих трех человек! – раздельно и громко заявил я.
Что должно последовать дальше, тайны для меня не составляло: в нашем мире по-настоящему новое происходит вовсе не так часто, как принято думать. Можете считать это моей формулировкой гауссова распределения вероятности. Мой конкурент вдруг вытянулся в струну и стремительным движением послал мне в голову быстро вращавшийся предмет – какой именно, я не успел рассмотреть, но думаю, что это была какая-то хрень из иридия или сталиния, являвшаяся новейшей модификацией бумеранга. Обезьяныш, должно быть, считал себя малым ловким и быстрым, но все же этого оказалось недостаточным для такого парня, как я. В конце концов, о той школе жизни, что я имел за своими плечами, он просто-напросто даже и не подозревал.
Я упал на колено, и брошенный предмет пролетел над головой. Вздернув обе руки перед собой, я навел на противника спрятанное в рукавах сари оружие. «Б-д-ж-ж!» – натужно рыкнул термокинетический пистолет и выплюнул ему в рожу раскаленную пулю длиной дециметр. «Б-д-ж-ж!» – рыкнул он вторично, повинуясь моему мысленному приказу. Я никогда не являлся безоговорочным сторонником сенситивного управления ввиду возможности элементарной блокировки слабых нейротоков, но на Корабле дураков я не боялся глушилок – если эти идиоты подсветку наружного борта не могли обеспечить, то о каком подавлении сенситивного управления речь!
Кинг-Конг как стоял, так и лег, звучно припечатав палубу затылком. Специалисты утверждают, что трицератопс, например, имел лобную кость толщиной шесть сантиметров. Врут? Не знаю. Если бы у меня была такая кость во лбу, я бы никогда не пользовался зонтиком и открывал бы сейфы кивком головы! Но даже трицератопс, получив в лоб две пули из термокинетического пистолета, брякнулся бы на палубу Корабля дураков.
Крепкотелые девицы, стоявшие с боков подстреленного обезьяныша, синхронно прыгнули в стороны. Должно быть, испугались. В одну я пустил третью пулю, а в другую – струю хладогена из фризера. Оба выстрела оказались удачны, транссексуалы взвыли.
Толпа, зачарованно наблюдавшая за происходившим, вдруг заволновалась. Люди подались в разные стороны, возмущенно закричали, кто-то кого-то толкнул, моментально возникла сумятица, раздались выстрелы. Многие посетители рабского рынка проигнорировали запрет на ношение огнестрельного оружия на борту Корабля дураков. К счастью, стреляли не в меня – палили друг в дружку, развлекаясь сообразно своим представлениям о веселом досуге.
Я вскочил с колена и помчался к помосту с рабами.
Негр отбивался от двух энергичных молодых людей, явно пытавшихся завладеть только что купленным мною товаром. Грозный обладатель литеры «Z» на темени удачно завалил одного из них, всадив в колено пару коротких оперенных дротиков, однако с другим справиться не смог – у того под одеждой оказался какой-то доспех. От его груди и предплечья отскочили четыре дротика.
Я пустил в спину «неуязвимого» струю хладогена. Получив от стремительной заморозки одежды и тела термический удар, он пискнул и без чувств упал навзничь. В лучшем случае – уже мертв, в худшем – переживал коллапс, и его ждало в высшей степени мучительное пробуждение.
Подскочив к помосту, я рявкнул скованным цепью людям:
– За мной! Быстро!
Но они не шелохнулись, пребывая в ступоре. Вполне обычная, кстати, реакция для вполне обычных людей. Дотянувшись до цепи, я рванул ее на себя, заставив рабов прыгнуть вниз.
– За мной! Не отставать! – я поволок всю семейку прочь, к причальному терминалу.
И самое время! Загремели разрывы дымовых, газовых и ослепляющих гранат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81