Вырос у нее сын; очень, говорят, был похож на отца и деда. И такой же оказался смелый. Летчиком стал. Ленинград защищал в эту войну. Про него весь фронт знал. Во всех газетах писали. А фрицы, заметив его в небе, шарахались в разные стороны. Классный летчик был. Сбил фашистов видимо-невидимо. Кончилась война. Живыми остались летчик и его жена. После войны у них родился сын. Летчик стал испытывать новые самолеты. И однажды, как Чкалов, разбился насмерть. Ему Героя Советского Союза присвоили. Генерал авиации в газете об его подвиге написал. Жена летчика через месяц померла. Она после голодовки в Ленинграде больная была. Что ты хочешь, в войну им в день по сто граммов хлеба выдавали. А тут еще такое горе… Остался их сын один. Бабушка его померла еще в войну. В блокаду. Есть у него родня в нашей деревне, только он ее и в глаза-то не видел. Похоронил мать и прямо с кладбища куда-то ударился. Бросил квартиру и все такое. Лет шесть ему тогда было. Искали-искали его с милицией, да так и не нашли. Город громадный. Пропал мальчонка. Может, с горя в реку сиганул? Или под трамвай? Сколько ему тогда было, дурной еще…
— Живет где-нибудь, — сказал я.
— Наверное, и фамилию свою забыл.
— Ты помнишь, что делал в шесть лет?
Коля почесал переносицу, подумал.
— Меня бык хотел забодать, — сказал он.
— А я, когда был маленький, в городе заблудился, — сказал я. — Еле нашли.
— Ищем могилу Смелого… Никаких следов нет — вот беда!
— У вас есть потайной ход, — сказал я. — Или с острова прыгаете? Вниз головой?
— Ушлый… — усмехнулся Коля. — Чего меня пытаешь? У Сороки спроси…
— Он у нас за главного?
— Президент, — сказал Коля.
— Хорошо, что еще не король…
— Не такой президент, который у американцев и у других капиталистов, а наш… Сорока скажет — закон. Все будет сделано. Его все слушаются.
— Кто это — все?
— Наш директор с Сорокой советуется.
— Поглядеть бы на вашего Сороку. Или все время на острове прячется?
— От кого ему прятаться?
— Гарик с ним хочет потолковать…
— Сорока твоего Гарика пополам сломает!
— Посмотрим…
— Да Сорока…
— А где Вася? — перебил я Колю. Надоело мне слушать про Сороку.
— В Островитине, — ответил Коля.
— Я думал, он ваш, интернатский.
— Рыжий тоже из Островитина…
— Всех к себе принимаете? — спросил я.
— Не всех, — ответил Коля.
Длинному и Рыжему надоело сидеть в лодке. Они вылезли и подошли к нам. Вблизи у Лехи оказалось еще больше конопатин. Они были даже на шее и на ушах. Мальчишки в упор разглядывали меня. Я заметил такую привычку у деревенских ребят — незнакомых в упор разглядывать. Видно, я им не понравился, потому как Рыжий сказал Коле:
— Ну чего ты с ним языком треплешь?
— Про отца узнал? — спросил Темный.
— Подождите меня в лодке, — сказал Коля.
— Как заведешь свою волынку… — сказал Рыжий.
— Отчаливаем, — сказал Темный.
Они пошли к лодке. Коля проводил их взглядом:
— Без меня не уплывут.
Я спросил его, откуда он все знает про Смелого и про остальных.
— Генерал сюда приезжал, — сказал Коля. — На рыбалку. И рассказал нам про летчика. Он служил в его части. И про Смелого генерал слыхал. Он просил нас, когда разыщем мальчишку, сразу написать ему. Он в Москве живет.
— Как его разыщете?
— А что, если объявить по радио? — сказал Коля. — Нет, не пойдет. Мы знаем только фамилию. А как звать — никто не знает. Даже генерал. А таких фамилий — тыща.
— Зачем вы его ищете? — спросил я.
— Он наш земляк. А Смелый его прадед. И потом ведь у него никого нет…
— А твои родители… живы?
Коля посмотрел на берег. Темный сидел на корме, а Леха отпихивался веслом от суши.
— Уплывут, черти! — сказал Коля.
— Найдете вы этого парня, — сказал я.
— Человек не иголка, — ответил Коля. Видя, что Леха замахал веслами, он сорвался с места и побежал вниз, к лодке.
— Какое у тебя дело? — крикнул я, вспомнив, что Коля припыл к нам не просто так.
— Нам твой отец нужен, — ответил он. — Завтра…
Ему пришлось вплавь догонять лодку, Рыжий, не обращая внимания на Колины крики, греб к острову. А Темный, подогнув длинные ноги, сидел к берегу спиной и смотрел прямо перед собой. Ничего не скажешь, серьезные ребята!
Лодка была еще на полпути к острову, когда пришел Гарик. Губы и ладони у него в липком розовом соку. Он в лесу объедался земляникой.
— Чего им тут надо было? — спросил он, кивнув на лодку.
— Разговаривали,
— Нечего с ними разводить толковище, — сказал Гарик. — Надо бить в лоб и делать клоуна.
— Я не умею.
— Научишься… — усмехнулся Гарик, глядя на удаляющуюся лодку.
Глава тринадцатая
Рано утром в нашу дверь раздался громкий стук. Гостей мы не ждали, и поэтому я очень удивился: кто бы это мог в такую пору стучать? Еще солнце не взошло, над озером плавал туман, листья деревьев были усыпаны крупными каплями. Все это я увидел в окно, протерев глаза.
— Стучат, — сказала Аленка. Она тоже проснулась. Лишь отец крепко спал, прикрыв лицо краем одеяла. Я решил, не будем будить его. В одних трусах выскочил в сени, отворил диерь.
На пороге стоял незнакомый мальчишка. Высокий, плечи широкие. Лицо загорелое, темно-русые волосы торчали в разные стороны. И еще я заметил на подбородке мальчишки заметную вмятину. Словно там долго лежала горошина, а потом выпала. Мальчишка был весь в грязи. Так и нарочно не вымажешься: светлая куртка измазана до воротника, штаны не разберешь какого цвета. Руки черные. Даже к волосам присохли серые корки. Мальчишка тяжело дышал. Он откуда-то прибежал.
— Веревки есть? — хрипло спросил он. — Или вожжи?
— Не знаю, — сказал я, силясь понять, для чего ему в такую рань понадобились вожжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64